вечность по достоевскому
Название: Женить Пересмешника
Автор: солдат удачи
Бета: отсутствует (что автора не красит)
Фандом: немного «Тора», немного «старшей Эдды», и очень много отсебятины
Пейринг: Локи, Сигюн и все-все-все, включая ОМП
Рейтинг: PG-13 (много нехороших слов)
Жанр: сдается, сэр, это была комедия (с)
Статус: в процессе
Размер: см. статус
Саммари: автор верит в версию, что Сигюн была ванийкой и развил ее до максимума. вот прямо так. и еще автор тайный поклонник стрипов Phobs и если бы не креативы этой шикарной девицы, ничего бы и не случилось.
Дисклеймер: всё принадлежит студии «Марвел» и богам Асгарда
Предупреждения: все через задницу, слабонервным канонистам под кат лучше не ходить.
часть первая. вводная.Густой, разросшийся лес за долиной тисов не зря называли волчьей колыбелью. Может, и правда волков тут в сезон было, как кораблей в гавани, это, кстати, объяснило бы дезертирство пегой кобылы, а может и потому, что колючий кустарник путался под ногами, как колтуны в волчьем хвосте. Сигюн в очередной раз выругалась на мягкие сапоги и длинную, вышитую непонятными бекарасaми рубашку. Красота, сестренка, страшная сила, - многозначительно хмыкнул откуда-то из мира высокой моды виртуальный Леммика, - Терпи, давай. А смысл, - могла бы возразить она, будь он рядом на самом деле. О, будь Незабудка рядом, уж она бы расстаралась, чтобы этот вымученный квест ему надолго запомнился, хотя на первый взгляд, идея выглядела здравой.
- А что ты теряешь, с другой стороны? Формально - просто катаешься, знакомишься, так сказать, с ландшафтом, глядишь по сторонам. Сама посуди.
Леммика, когда сидит на краю кровати, разминая ей ступни после новых туфель, выглядит убедительней, чем все вельвы вместе взятые.
- Ну, допустим, я его встречу, и что?
- Ты не в духе, или это медовуха на тебя так плохо действует?
Ей хочется ответить, что на нее в этом паноптикуме плохо действует все, начиная от климата, сухого и терпкого, до местной доктрины тотального расового превосходства. Прямо дико хочется, только это, как сказал бы дядюшка, малость не конструктивно.
- Да не в этом дело, Лем,
- Ну, а в чем тогда?
- Не знаю, - морщится она, роняя голову на покрывало, - Ты хоть понимаешь, что последний раз мы виделись в глубоком детстве?
- И, насколько я знаю, неплохо ладили.
- Кого это волнует… Ты поставь себя на его место - сидишь под домашним арестом, руки, считай, как по локоть отхватили, а тут на тебе - какая-то баба с креативным матримониальным предложением. Попахивает дуркой, не находишь?
Леммика завязывает с массажем и падает рядом, практически утыкаясь ей в щеку породистым носом.
- Ты, - упирается указательный палец теперь уже в ее фамильный профиль, - не какая-то, ты, сестренка, Сигюн из Ванахейма, самая знойная бабенка в этом курятнике.
- Можно подумать, - фыркает она, но больше из противоречия, - с Фрейей мне, определенно, не тягаться.
- Факт, - соглашается Лем, - вот уж где реальная курица.
Хохочут они громко и взахлеб, катаясь по широченной кровати, и мутузя друг друга валиками, набитыми канонической ячменной шелухой. В итоге, Сигюн лезет в сундуки за «приличным прикидом», потому, что «даже натуральная красота нуждается в грамотном оформлении».
Точно, оформление – лесная чаща и прорванный сапог, куда как эротично. Остановившись чтобы отдышаться, Сигюн оглянулась в поисках валежника, на который можно опустить отбитую норовистой кобылой задницу. Такого, ясное дело, не было. Сплюнув воздух сквозь стиснутые зубы, она с остервенением ломанулась дальше через заросли. Зря. Куст хоть и выглядел непролазным, закончился внезапно, как деньги на студенческой гулянке. Не удержавшись на ногах, Сигюн рухнула лицом вниз на лесную прогалину. Первое, что она заметила, поднимая голову и отряхиваясь – вожделенное бревно, второе – сапоги. Сапоги были не чета ее недоразумению от кутюр, добротные были сапоги, из грубой, местами потертой кожи. Выше наблюдались стройные икры в темных штанах, еще выше – компактные запястья в вычурных, тусклых браслетах. Нашла, - подумала Сигюн, судорожно пытаясь понять, стоит ли продолжать бить себя по ляжкам, или уже нахуй. Судя по тому, что вторая сторона сохраняла молчание, время еще было, так что она не торопясь смахнула с подола прелые листья и только потом изящно шмыгнула носом, приглашая кавалера к началу коммуникации. Заговаривать первой не хотелось - тщательно продуманное вступление выветрилось из головы за время блужданий по лесу, кроме того, заговорить первой значило первой же и взглянуть в лицо собеседника, чего ей, внезапно, расхотелось. Локи - злодей, предатель и, по последним данным, йотун, вздохнул и, обнаружив удивительную для всего этого списка чуткость, поздоровался:
- Ну, привет.
- Привет, - с облегчением выдохнула она, скосив, наконец, глаза, куда полагается правилами хорошего тона. Все обстояло лучше, чем можно было бы ожидать после сухой выжимки из перебродившего сусла асгардских кулуаров, хотя, до того же Леммики, в смысле моськи, местному диссиденту было как до Утгарда. Смутно припоминаемая ею детская мягкость вытекла из Пересмешника, как сок из мертвого дерева. Локи выглядел пустым, высохшим, и от него, будто бы, ощутимо тянуло гарью. В правой руке он вертел маленький нож, в левой – обломок дерева, из которого вырезалось что-то явно зооморфное.
- Кто это будет?
- Волк.
Ну да, кого еще ваять в таких уютных декорациях.
-Увлекательное, должно быть, хобби.
Локи посмотрел на нее, пожевал тонкими губами, раздумывая, стоит ли, и разъяснил чуть осипшим голосом:
- Мелкую моторику разрабатывает, ну и так, время убивает. Скучно тут.
- Это точно. Тоска смертная.
- Плохо развлекают, сиятельная Сигюн?
Надо же, - усмехнулась она про себя, - зубов уж нет, а все цапнуть норовит. Сейчас главное не подсечь раньше времени, не то его потрепанное высочество снова заскучают и пили потом сиятельная обратно по оврагам.
- Ну, как тебе сказать…
- А что, есть нюанс? – с деланным равнодушием поинтересовался Локи, снимая стружку с волчьего брюха.
- Сложно все, - уклончиво ответила Сигюн, ковыряя пальцем сучок между ними, - неоднозначно.
- И ты, значит, ко мне за советом?
- Предполагалось, что я тут случайно. Гуляла верхом.
Он преувеличенно внимательно оглядел ее с ног до головы, даже стругать бросил для пущего эффекта, и, впервые за весь разговор, улыбнулся:
- Ага.
А вовсе он и не страшный, главный асгардский жупел.
- А ты в состоянии мелкую моторику дома разрабатывать? А то я жрать хочу, и сапог вон порвала.
Когда дошло до дома, Локи вновь нахмурился. Других мужиков ее показной бабский идиотизм обычно умилял до чрезвычайности, так что подлянки Сигюн не ждала. Утратила, так сказать, навык.
- Знаешь, я, похоже, пропустил тот момент, где мы обо всем договорились.
Вот вечно с ним так, - всплыло где-то на периферии осознанных воспоминаний, - вечно. Леммику бы сюда, вот у кого терпения как звезд под килем, а от нее сначала лошадь убежала, и теперь вот, похоже, потенциальный муж смоется.
- Слушай, я с утра плутаю, меня кобыла сбросила, давай опустим часть с дуэлью на психотравмах и поговорим как большие.
Следить за внутренним диалогом Локи и Пересмешника по-прежнему интересно, в этом смысле он ничуть не изменился. Так же ломаются брови, так же подрагивают губы, фильтруя аргументы . А ведь они действительно неплохо ладили когда-то.
- Чего ты хочешь, Сигюн? – резюмировал он, втыкая нож в землю, - Давай, не стесняйся.
- Замуж.
Да, дети, вот так выглядят государственные преступники в ахуе.
- Что, прости?
- Мне надо замуж, причем срочно.
- Это тебе к Фригг, или ты за меня замуж собралась? - ехидства из него просочилось столько, что воздух вокруг пропитался им и заискрил, как провода в грозу. Плоские губы треснули белозубым оскалом и Сигюн поняла, что готова признать Локи почти хорошеньким. Кровь прилила к ушам, совсем как в детстве, и она улыбнулась в ответ, так же бесшабашно и зло:
- За тебя, синерожий.
Он медленно поднялся, вытягиваясь во весь свой отнюдь не маленький рост, и рывком поставил Сигюн на ноги. Слишком близко от запавших глазниц с тусклыми зелеными гнилушками, она никак не могла заставить себя отвести взгляд, как того требовали приличия. Подбородок у ее, помогай сила, будущего супруга напрягся, словно перед ударом.
- Я знал, что ванские девки бесстыжие, но чтоб настолько… И что ж тебе так приспичило, сиятельная, между ног засвербило? Так для этого жениться не обязательно, я и так помогу, безвозмездно. Прямо тут, хочешь?
- Тут не хочу, - успокоилась она, поймав волну, - в Ванахейме.
- В Ванахейме? - Локи поднял руки, демонстрируя злополучные цацки, - Когда ты успела так поглупеть, Сигюн?
- Ты мне еще спасибо, скажешь, террорист недоделанный, - она приятно удивилась, походя, отмечая у себя чисто отцовские металлические интонации, - Будешь слушать?
Он поглядел на нее, потом куда-то в сторону, замялся, опасаясь по всегдашней мужской привычке показаться доверчивым идиотом, потом, наконец, кивнул.
- Я так понимаю, о брачном договоре тебе не сказали?
- Нет, но я открыт для диалога. Ничего от меня не утаивай, прекрасная дева.
- Кретин, - беззлобно констатировала Сигюн, набирая разгон для драматического туда-сюда по поляне. Такую предысторию надо было подавать с пантомимой и спецэффектами.
Ваны декларировали себя народом просвещённым и незлопамятным. Такая была у них манера сообщать соседям о врожденном снисходительном всезнайстве и либеральной широте взглядов. Окружающие эту легенду потребляли с интересом, потому как старше ванов в девяти мирах были только звезды, под которыми те ходили на своих кораблях. Потом Один из асов, вкусив от ясеня познания добра и зла сделался честолюбив как черти что, и Ванахейму пришлось спешно пересматривать информационную политику. Не комильфо, согласитесь, молчаливо взирать, как твои отдаленные житницы методично потрошит племя молодое, малознакомое. Хитроумный Ньярн, предводитель дворянства и интриган предложил послать к гиперактивным милитаристам торговую миссию под предводительством Хейд, за которой на исторической родине числилось немало успешных коммерческих проектов. Уже через пару месяцев Ванахейм подвыдохнул - головорезы Одина, с энтузиазмом окунувшиеся в мир товарно-денежных отношений, начали выносить друг друга за внутренние задолженности. Но Всеотец не зря девять дней болтался на Игдрасиле. Хейд, конечно, была стреляным воробушком, но третьего покушения не пережила, и отправилась домой в позолоченном саркофаге. После такого малоизящного плевка в лицо нации с дальнейшими вариантами у Ванахейма было небогато. Можно, конечно, было и утереться, но что сказала бы мировая общественность? Короче, ваны решили воевать. Воевали долго, со вкусом, летописцы потеряли счет демонстративным акциям, политическому двурушничеству и взаимным обвинениям. Под конец, весь этот цирк больше напоминал товарищескую встречу между футбольными командами завода холодильников и санатория "Василек", чем небесные разборки. Когда всем, даже шебутливым асам, надоело, полководцы, встретившись у корней мирового древа, обменялись заложниками и разошлись довольные друг другом. В Асгард поехал любознательный Ньерд с семьей и шибко умный Квасир, в Ванахейм - разругавшиеся со Всеотцом, Хенир и Мимир. Один сплавил бы оппонентам больше народу, вольнодумцев в Асгарде было хоть сапогом хлебай, но ваны и этих двоих не знали куда деть, так что одноглазому пришлось умерить аппетиты. С тех пор две нации худо- бедно союзничали и даже дружили пару раз против йотунов, но особой любви между ними, ясное дело, не было. Зато были посольства, помпезные и, как и все официальные мероприятия, бестолковые. В сигюнские десять папа Ньярн решил, что пора прививать чаду вкус к большой политике и потащил ребенка с собой. Прививка прошла так себе, юная барышня, в основном, предавалась радостям общения со сверстниками, особенно выделяя младшего наследника. Старший, на ее взыскательный девичий вкус, был чересчур Одинсон, а вот Локи – в самый раз. Пойманные однажды за небезобидной каверзой высокопоставленные лелик и болек были явлены пред единственное суровое око Всеотца. Асгардский бонза поглядел многозначительно на умильные бледнощекие рожицы и призадумался. Будущность Тора виделась ему прозрачной, как воды Тунда, куда пристроить Локи, он еще не решил. В этом смысле совместные забавы с ванахеймской девицей представлялись Одину делом весьма перспективным. Ваны, конечно, те еще шельмы, но денег у них как травинок в поле, а деньги, как показала история с Хейд, никогда не лишние. В общем, pourquoi pas. Детям, естественно, ничего не сказали - возраст не тот, зато дядя Ньерд порадовался, в Асгарде ему нравилось. Всю эту мутную историю для нее выудил из архивов дотошный Леммика. Судя по всему, Локи местные архивы изучал не так внимательно.
- Архив… ноги сломаешь – считай, легко отделался. Ничего. Один, к вельвам не ходи, потребует экспертизу, вызовет Хеймдаля и если ты не выдумала прямо сейчас весь этот сюрреализм, тот всем подтвердит, что договор подлинный. Только ванам с этого какая выгода?
- Ванам – никакой, у меня личный интерес. То есть, альтруизмом тут и не пахнет, не переживай, я в курсе, что у тебя на такие вещи вскрытие язв, и кишечные колики.
Локи походил на ящерицу, которой наступили на хвост. Манкировать единственным реальным шансом подгадить Неотцу, как он называл Одина в своем воображаемом дискуссионном клубе, явно не хотелось, с другой стороны – являющиеся во снах богопротивные рожи предыдущих союзников, как бы намекали на печальную взаимосвязь между поспешными решениями и неприятными последствиями. Его высочество колебались. Вечерело.
часть вторая. сумбурная.Геометрия дядюшкиных владений единственно-возможная, согласно аскетическому канону принятому в первом из миров, носила в себе печать скверны разухабистого асгардского барокко. По скупым, эргономичным ребрам арок и балок нет-нет, да и мелькали еретические завитушки, прославляющие пьющих, жрущих и истребляющих друг друга аборигенов. На все упреки в попытках повенчать розу белую с черной жабой Ньерд кокетливо отговаривался этнологией, хотя Сигюн во всем этом виделся исключительно архитектурный коллаборациониизм. Понятно, что ничего путного в таких интерьерах вырасти не могло, поэтому, приближаясь с Локи к Ноатуну на крестце вороного жеребца она тихо надеялась, что, по крайней мере, Фрейя нынче вечером предпочтет обществу родственников какие-нибудь увлекательные блядки. Фрейр второй месяц сидел у цвергов, якобы, верфи, якобы, бизнес, но все знали, что дело было не в кнарре, а в кнарарсмидре, ехидном, тощем, как все черные карлики Сатине. Как уже говорилось выше, ничем добрым ветви Ньердова генеалогического древа плодоносить не могли.
- Приехали, - меланхолично заметил Локи и добавил уже куда более сварливым тоном, - Не будет нам тут удачи. Не имея ни малейшего желания углубляться в генезис последнего резюме, Сигюн лихо спрыгнула с коня и похромала в сторону ворот. В задницу дискуссии, когда задница отбита и вот-вот отощает прямо на глазах. Громадина дома встретила заговорщиков выразительной тишиной, которую они пока не решались нарушить. «Отчего все мужики козлы?», - молчала коридорами хмурая Сигюн, «Где у нее кнопка?», - щурился в расшитую спину Локи. Леммика, наблюдавший всю эту яростную пантомиму в одном из сработанных маман пространственно-временных тазиков, невольно залюбовался: взъерошенная Сиг была чудо как хороша в заляпанном землей и конским потом платье, пресловутый йотун смотрелся законченным упырем, как ему, впрочем, и полагалось.
Уикенд не задался. Оба они поняли это сразу, как соединились вновь, отряхнув от ног прах трущобы, за ночной уже, почти, трапезой, обильно сдобренной морепродуктами по ванскому куртуазному обычаю. Локи, глядя на горы закованных в хитин деликатесов, тоскливо вспоминал о своей аллергии, но намекать об этом сидящей на другом конце здоровенного стола расфуфыренной Сигюн, считал глубоко не пацанским делом. Ничего, - утешал себя он, – асы с голоду не дохнут, йотуны, кажется, тоже.
- Если хочешь, можешь спросить, зачем мне это надо. Я, в принципе, собралась с мыслями и могу соврать что-то более-менее правдоподобное, - разрешили с того конца столешницы, смачно швыркая очередной устрицей.
- Спасибо, я подожду до лучших времен.
Над трапезой повисла густая, тягучая пауза. Оба, каждый в пределах родных патологий, пытались представить искомый темпоральный отрезок. Выходило скверно. Подернутые сиреневой дымкой лучшие времена терялись на фоне назначенной к исполнению пьесы «Покаяние злодея или волшебство любви». При всем своем артистизме, Локи не был уверен в том, что сможет достоверно сентиментальничать на глазах у ахуевшего асгардского бомонда. Хотя сам факт предстоящего и неизбежного ахуения был ему, безусловно, приятен.
- Милый, - раздалось над левым, ответственным за кратковременное выпадение из реальности, полушарием. «Ведьма», - подумал он, - «Я с ней заикой стану».
- Ну?
- У тебя же девочки были?
«В каком смысле», - едва не ляпнул Локи, смутно припоминая дикие слухи о наличии у себя выводка хтоничестких чудищ, среди которых числилась и содержательница потусторонней богадельни Хель - бесспорная девочка, не взирая на жуткую свою рожу. А говорят еще, что асы лишены креативного начала. Если бы…
- Ну, положим, были.
- Положим? – закусила она краешек нижней губы, прячущий усмешку и странную в ее возрасте неловкость, - Вопрос не праздный, знаешь ли.
- Не понравится – любовника заведешь, - съехидничал Локи, пытаясь скрыть растущее раздражение.
- Идиот - вспыхнула в ответ Сигюн, - Я к тому, чтоб у тебя его не было, вот всплывет какой-нибудь пригожий конюх…
- Что?! – заорал он, перебивая торопливые объяснения, - Дура!
Глядя, как будущий супруг, надежда и опора супротив злокозненного Хегга хлопает дверью, ей впервые за множество лет захотелось сесть на пол и зареветь, размазывая по щекам сопли, слезы и добрые надежды. Хреновые выходные, что и говорить.
Вечером дня бледномордого Мани, которого в спесивом Асгарде недолюбливали даже больше чем его самого, Локи закончил волка. Еще пахнущая древесным духом зверюга скалила зубы, готовясь вцепиться в горло невидимому супостату. Если приглядеться, можно было различить штрихи шерстинок на вздыбленном загривке. Он поставил фигурку на ладонь и прищурился, закатное солнце в узком оконном проеме стояло так, словно вот-вот скатится в волчью пасть.
- И проглотит волк Солнце, погрузив мир во тьму?
Вторую попытку Сигюн с полчаса репетировала перед зеркалом, повторяя на разные лады ту или иную подходящую случаю реплику. Было там и про погоду (классика, куда без нее), и про политику и, даже, ностальгические пассажи, начинавшиеся мечтательным «а помнишь…», впрочем, до последнего, как она надеялась, дойти было не должно. А тут такой подарок судьбы, новое хобби Пересмешника нравилось ей все больше.
- Уже и до вас докатилось? – снизошел до ответа Локи, который, на самом деле, еще двадцать минут, как услышал за спиной сосредоточенное сопение, но не мог отказать себе в удовольствии помучить ее еще чуть-чуть. Одна из любимых подначек Тора, озвученная той, которую Пересмешник держал за условно сообразительную девочку, неожиданно покоробила. Ладно, местная гопота, но она- то чего в нем могла углядеть такого? Почувствовав, что вновь начинает заводиться, он обернулся и целиком ушел в терапевтическое созерцание. С Сигюн можно было писать кающуюся Магдалину, так она старалась.
- Да как обычно, вельвы – Одину, Один – Фригг, а что знает третий…
- Там еще море выйдет из берегов, зомби встанут из могил, адъ разверзнется и твой покорный слуга, как вавилонская блудница на звере поведет весь этот флешмоб на приступ Валаскьяльва. По мне, так слишком много спецэффектов, я бы ограничился добротным эсхатологическим спецназом, но со мной, как ты понимаешь, особо не советовались.
- Изобретательные тетки, этого у них не отнять, - сдержанно кивнула Сиг, чувствуя, что вырвала, таки, у суки судьбы второй шанс.
Неловкая медлительность – первейший враг начала отношений двух существ не только полагающих, но и двигающихся по потоку бытия сообразно сogito, ergo sum. Не отравленные ядом излишней рефлексии Роми и Джулс ухитрились развить свои подростковые шуры-муры в пределах пяти актов так, что цивилизованный мир до сих пор почитает этот неловкий контрданс эталоном любовной драмы. Локи и Сигюн вряд ли могли рассчитывать на столько же безукоризненный fallin in love. Меж тем, дурить предстояло не только падких до запретной романтики светских львиц, но и самого Одина, который, что про него не говори, дураком никогда не был. Нужен был консультант.
Заря Тюрова дня прошла в познавательной беседе об основных принципах public relations. Следя глазами за Сигюн, раскачивающейся на отполированном многими ванскими задами подоконнике, Локи внимал азам, запоздало сожалея о пробелах в этой части своего образования. А все Тор, с его самоубийственными авантюрами, занимавшими, порой, не один десяток лет.
- Нам нужна грамотная PR-кампания, но без лишнего шума. Многоходовку городить не стоит, сами запутаемся, так что пусть укладывается недельки в две-три.
- Кто укладывается? – трясина самоедства отпускала неохотно, но перспектива делиться планами с кем-то еще, вызывала у параноидально осторожного Пересмешника недвусмысленное отторжение.
- Думаю, речь идет обо мне, - улыбнулся из дверного проема невесть откуда взявшийся белобрысый хлыщ.
«Блядь», - подумал Локи, но вслух вежливо выгнул гуттаперчевую бровь в меру тактичным а-это-еще-кто.
- Знакомьтесь, мальчики, - встала навстречу гостю, вильнув бедром, шалунья Сигюн, - Леммика - это Локи, Локи - это Леммика.
В примитивных культурах (см. Асгардская тирания) должность вождя видится плебсу чем-то вроде жбана свежей медовухи - чистый восторг и пляски до упаду, в просвещенном Ванахейме даже распоследний урка исполнительной власти скорее сопереживал, нежели завидовал. Ванский пролетариат и то, собираясь на базаре количеством больше трех, мог приболтать ростовщика на беспроцентную ссуду, что уж говорить про республиканский парламент. Так что, отправляясь громить Йотунхейм, Ньярн собирался, по сути, на курорт. Двухнедельный куршавель не могли испортить ни холодный прием, ни компания Одина, хотя, стоит признать, одноглазый очень старался. Едва горнисты протрубили we are the champions, шлемоблещущий авангард выгреб из йотунских закромов все артефакты, за чем Всеотец проследил лично, с присущим ему в таких вопросах скрупулезным тщанием. Ньярн, большой поклонник новеллы про вершки и корешки, только пожал плечами, рассаживая по каютам иностранных специалистов, которых весьма коварный Лафей согнал вышеупомянутые артефакты умножать. Ситуация была тяжелая, послевоенная, кают на всех не хватало, поэтому конопатой альфке с научной степенью по невербальному чародейству пришлось ютиться на флагманском фрегате. Ньярн, мужчина интеллигентный, целые сутки делал вид, что ему крайне интересны все эти магические фигушки, прежде чем перейти к практической части. Конечно, дальше полевого романа дело не продвинулось, альфка, в итоге, упылила домой, таблоиды поутихли, а через положенное время на пороге премьерской резиденции появился Леммика, изящно упакованный, с вызывающе длинными ресницами и хваткой добермана. Прислуга окрестила нечаянную радость Незабудкой, причиной тому были фамильные очи густой синевы, ну и разные другие приятные достоинства. Вопреки папиным опасениям, наследница к появлению половозрелого брата отнеслась философски. В жизни бывают вещи и пострашнее блядовитых родственников, - справедливо рассудила Сигюн, и начала выгуливать мальчика по столичным клубам. Золотая зубастая молодежь бежала их слаженного тандема, как персы Алексанра. Папа был счастлив.
Мальчики задумались, сравнивая, каждый, себя с оппонентом, разумеется, в пользу себя. «Вот же гадость», - смаковал Локи многочисленные альфские побрякушки. «Как есть упырь», - утвердился в первом впечатлении Леммика, мысленно разрисовывая острые скулы в темно-синий. «Сработаются», - уверенно заключила про себя будущая невеста.
- На все про все у нас три недели, справимся?
- Смотря как пойдет, - решил повыпендриваться Незабудка, отлипая взглядом от развалившейся в троноподобном кресле темной фигуры, - За тебя-то я не особо переживаю.
- И за меня не стоит.
Следя за тем, как Пересмешник нарочито медленно вытекает из монструозного кожаного алькова, Сигюн почти понимала Одина, разукрасившего экс-цесаревича жуткой цверговской бижутерией . Леммика, знакомый с потенциальным зятем исключительно дистанционно, глядел пока что с любопытством. В нем и закостенел, когда длинные ведьмачьи пальцы ухватили его за подбородок и, повертев туда-сюда, Локи деланно удивился:
- А глаза и впрямь твои.
Леммика уже было собрался выдать достойную случая гадость, как вдруг костистое лицо треснуло нечаянной улыбкой. Хотелось зажмуриться, до того не вязалась она со всем, что представлял из себя злосчастный Лафейсон. Стало даже как-то стыдно за свой недобрый порыв и предыдущее хамство. Совсем я опаскудел с этой работой, - думалось ему, - что он мне, в сущности, сделал?
- Что, жалко меня, да?
Как- то еще дома, в Альфхейме, шляясь по мамкиной лаборатории, маленький он сверзился в одну из здоровенных чаш, призванных аккумулировать отдаленные вероятности. Всего спектра ощущений от контакта с провидческой купелью не передать, казалось, что его макнули в жидкий азот и вот уже сейчас он весь кристаллизуется к ебене матери. Сочащаяся ядом фраза Локи вызвала к жизни давний эпизод с пугающей достоверностью. Леммика напрягся, но чертов йотун успел отскочить, и стоял теперь поодаль, обидно скалясь в знакомой уже, злобной манере.
- Что, нет у тебя теперь сомнений?
- Нет.
- И распрей у нас тоже нет?
- И распрей, - выдавил из себя Леммика, глядя на то, как из-за спины Пересмешника выразительно пучит глаза Сигюн. Как говориться, за что боролись. Незабудка, как всякий дирижер со стажем, опасался только одного – обнаружить во вверенном ему оркестре по-настоящему первую скрипку. Столкнувшись с Лафейсоном за пределами чародейской виртуальности он всерьез засомневался в своей стратегии. Решение привезти этого гада в Ванахейм, пусть даже для устранения реальной политической угрозы, представлялось ему теперь чем-то сродни изведения муравьев напалмом. Как бы дом не спалить.
часть третья, семейная
- Совсем похудел ребенок, - заметила Фригг, сосредоточенно выбирая языком косточки из крупной, лиловой виноградины. Косточек было много, и приторный сироп материнских наблюдений то и дело разбавлялся нечаянными паузами. Один - муж, Всеотец, без пяти минут почетный пенсионер каменел затылком на лоджии царского люкса, раздумывая чего бы такого в эти паузы вставить, дабы не вляпаться в очередное это-все-ты-виноват.
- Маленький был - совсем девочка, помню, я ему косыньки заплетала, - продолжала гнуть свою линию царица, сплавляясь по волнам памяти все ближе к устью.
«Эдак она и про Лафея вспомнит», - поморщился Один и не сдержался:
- Вот и дозаплеталась.
Особо вредная косточка, все никак не поддававшаяся выбраковке, жалобно хрустнула под белыми, крупными зубами. Фригг, никогда не любившая оставлять за мужем последнее слово, отфутболила с деланным благодушием:
- Так я и Тору заплетала.
«Вот ведь склочная баба», - запоздало пожалел Всеотец о несдержанности, своем давнишнем выборе и институте брака в целом.
- Тор... у Тора гены хорошие.
Гены у Тора были и впрямь хорошие, золотые, можно сказать. Вообще, золота в судьбу наследника было залито щедро: и в волосы, и в покои, и в перспективы. Но свои сложности, конечно, присутствовали. Скажем, свиту себе Одинсон собирал руководствуясь не то что случайными, хуже даже - сентиментальными порывами. В итоге, большую часть времени задорная четверка своего квотербека, мягко говоря, не красила. Минувший же вечер, Тор с радостью отнес бы к тому сорту событий, что заставляет жалеть о невозможности склероза и малой вероятности внезапной амнезии.
- И пусть мудрость и сила правителей Асгарда будет залогом нерушимости основ нашей дружбы и вашей государственности, - размахнулся монументальным кубком женовидный секретарь Ванахеймского посольства. Чутко реагируя на требование момента, окружающие суетливо потянулись к собственным бокалам, чашам и рогам.
- Ишь, - шумно рыгнул одесную Вольштаг, ткнув размякшего громовержца локтем в район и без того перегруженной печени, - Язык что помело, не к столу будет сказано.
Тор покосился на довольную, обрамленную рыжей бородищей рожу и окончательно решил, что напьется сегодня до поросячьего визга. Один, тем временем, взял в руки кубок и, согласно протоколу, прогудел в ответ что-то не менее глубокомысленное.
- А где же сиятельная Сигюн, отчего не блистает она своей красотой и разумными речами на нашем празднике? - неожиданно поинтересовалась царица, всегда умевшая разнообразить любую мужнину попойку. «А ведь и правда, где?», - спохватились присутствующие, сотни глаз, включая единственный царский, вопросительно уставились на Леммику.
- О, случилось так, - начал, было, он, но тут массивные двери распахнулись, явив обществу госпожу посла, увешанную с головы до ног всеми полагающимися к случаю регалиями.
- Печальные обстоятельства помешали мне прибыть вовремя на твой славный пир, Всеотец, но вот - я здесь, и со мной тот, кто помог твоей гостье не смутить покой этих стен непочтительным отсутствием.
Из-за спин вскочивших, Тор не сразу разглядел, кого конкретно имеет ввиду велеречивая, как все ваны, девица, а разглядев, сам едва не подавился куском оленины, болтавшимся во рту. Смотрелись они словно угодившие в один силок чайка и ворон, но вопреки логике и чувству прекрасного, ворон интересовала честное собрание куда больше. После суда Локи отчий дом частыми визитами не баловал, многие про злоязыкого отморозка и вовсе забыли, поэтому гвалт в зале стоял нешуточный. Первой, как обычно, нашлась царица.
- Давно младший сын не радовал нас своим присутствием на пирах, сложно мне подобрать слова, благородная Сигюн, чтобы выразить, как ты согрела, невольно, мое материнское сердце, - если кроткая улыбка добронравной Фригг кого и могла ввести в заблуждение, то только не ее мальчиков, поэтому Один, нахмурившись было, тут же нырнул обратно в кубок. Прочие гости сообразив, что скандалить прямо сейчас, видимо, никто не будет, тоже заметно приуныли. Локи, в ходе положенной этикетом череды словесных реверансов, лучезарно улыбался, поглядывая, по старой привычке, в потолок. Над залом было весьма натуралистично намалевано мировое древо и, как помнил Тор из опыта совместных экзекуций, в минуты отчаянной скуки вместо того, чтобы выслушивать отцовские нотации, младший пересчитывал на Игдрасиле листья.
- Интересно, где она его откопала, – озвучила Сиф волновавшую всех деталь, - И главное, для чего?
«Вопрос вопросов», - мог бы подумать Тор, но будучи уже на полпути к стране радужных пони, он подумал иное, - «Какого черта» и, может быть, совсем немного - «Живой, таки, засранец». Меж тем, парадоксальная эта парочка - ванийка и йотун неотвратимо приближалась, и надо было как-то соответствовать, невзирая на выпитое и полное смятенье чувств. И тут, как обычно, на помощь ему пришли друзья.
- Глянь-ка, а наша принцесса- то оказывается мужик, - глубокомысленно заметил Вольштагг, который до пониленда добрался уже с полчаса как, и пребывал там во славе весьма довольный собой.
- И тебе привет, доблестный Вольштагг, - дипломатично качнулся Локи, помогая усесться в кресло своей спутнице. Тор едва сдержался, чтобы не отвесить боевому товарищу смачного леща, но Локи уже утонул в лазурных глазах и что-то шептал в розовое ушко, подливая в изящный бокал и явно надеясь на взаимность. Одинсон почувствовал себя глубоко уязвленным, сквозняк от внезапно сбившегося прицела явственно поддувал в чувствительные чакры, отвечающие за незыблемость картины мира.
Вечеринка Сингюн, в принципе, нравилась. Локи, поганка такая, ни в чем себе не отказывал: передай-салат-спасибо-ничего-мне-не-трудно. Тор держался, но было видно, что еще пара салатов и его рванет либо в сторону пьяных слез, либо в сторону не менее пьяного мордобоя. Рядом с глубоко несчастным громовержцем, пожирая глазами его нетрезвые рельефы, лишалась Сиф. Сигюн мысленно поставила напротив ее имени жирный крестик - не может деваха, способная с одного удара свалить доброго быка, быть совсем уж безнадежной.
- Нам пора, - вкрадчивый шепот дунул прохладой в левое ухо, отпуская пару десятков пупырчатых мурашек резвиться по позвоночному столбу и далее до подола.
«Вон оно, как время то летит», - улыбнулась она вконец затосковавшему Тору, единственно из сострадания позволяя увести себя из зала без зажигательного танго запланированного Леммикой под занавес. С другой стороны, их с Локи совместное бегство позволяло надеяться уж если не на передовицу, то хотя бы на полный разворот. Впрочем, все это отнюдь не означало, что подобные импровизации должны сойти Пересмешнику за просто так. Едва только тяжелые двери сомкнулись за спиной, Сигюн выразительным жестом вынула локоть из шершавой ладони.
- Я, отчего то, думала, что у нас есть план, которого мы, вроде как, договорились придерживаться. Ну не глупость ли с моей стороны?
- На сегодня с них достаточно, - осклабился на автомате Локи, - Завтра у нас серенады? Пойду распеваться, а то я, знаешь ли, не Бальдр.
- А до покоев…
- Тут не далеко, порядка трехсот метров на север, - перебил ее кавалер и, сочтя краткое афтепати исчерпанным, зашагал ровно в противоположную сторону. Будь Сигюн асиньей, закатила бы скандал, а так просто смотрела вслед, записывая в воображаемый Локи-мануал сразу за «выебывается не по делу» и «ржет, как гиена» - «хамит, чтоб не разреветься».
Норы цвергов, пусть сами они и пытались придать своим мрачным подземельям определенный колорит, именуя их палатами, доводили Фрейра буквально до пляски святого вита. Замысловатые коридоры невольно напрашивались на сравнение с кишками того самого Имира, что, в свою очередь, возвращало к некрасивой природе всего сущего в этом безлунном мире. Понятное дело, он был далек от того, чтобы полагать звонкого и испорченного, как пожилая куртизанка Сатина потомком чьих-то паразитов, но ведь дыма-то без огня не бывает. Про порядочный народ такого не напридумывают, что ни говори. К тому же, Фрейр вот уже третий день откровенно дулся на своего подрядчика.
- Да что ты бегаешь с этой лоханью, как дурак с писаной торбой? - ворчал он, почесывая поросшие рыжеватым волосом ляжки, - Что они там без тебя, киль не в ту сторону согнут?
- Киль? - сверкал пятками Сатин, собирая по полу раскиданные накануне тряпки, - Ты когда последний раз нормальный корабль видел, Ньердсон? У меня там одного навигационного оборудования на всю вашу золотую рощу, я уже помалкиваю за пространственные преобразователи. И вообще, ты хочешь себе свой батлшип или нет?
- Сказать чего я сейчас хочу? - потянулся было Фрейр за беспечно танцующей мимо темнокожей задницей, но владелец ее вовремя спохватился и больно стукнул по ушлой пятерне.
- Отвали, рыжий, у меня работа.
- От работы кони дохнут, - поделился сакральным знанием о труде ни дня не работавший Фрейр, - а ты, милый мой, уж никак не конь.
Сатин, натянувший, наконец, на тощие и сутулые свои прелести многослойный цверговский прикид, застыл, глядя на развалившегося в койке дусю с жалостливым умилением - надо, же, дескать, какой дурачок. Ньердов сын эту замысловатую гримасу понял как всегда по-своему.
- Кстати, про коней - хочешь байку?
- Про Слейпнира? Баян, к тому же, ему движок в нашей лаборатории собирали, так что брат цезаря вне подозрений.
- Зануда.
- Не без этого, - кивнул тот, прислушиваясь к мерзкому скрежету своей паукообразной сережки, - Если хочешь, приходи ко мне на верфи, Хефти тебя проведет.
- Это который? Я их путаю вечно, вы ж все на одно лицо, ну, кроме тебя, конечно, - торопливо добавил Фрейр, в ответ на вопросительно задранную бровь.
- Если тебя это утешит, - назидательно заметил Сатин, тормознувший ради такого дела в дверях, - вы для нас тоже все как один - здоровые и белобрысые. Все, не скучай.
И не буду, - мог бы вслух огрызнуться он, но благодаря отцовскому незлобивому нраву просто закопался обратно в тяжелые складки покрывала, размышляя о явной Сатиновой неправоте. По мнению Фрейра, если даже опустить красноречивые физиологические различия, всех блондинок в Асгарде можно было без труда ранжировать согласно прилагающимся атрибутам: Тор - тот, что с молотком, Фрейя - с перманентом, а если вдруг всеобщий друг, так это без вариантов Бальдр. Захочешь, не перепутаешь.
Бедолага Бальдр действительно нравился всем, даже языкастый Локи и тот, глядя на улыбчивого родственника только вздыхал сочувственно, да трепал по вихрам тяжелой рукой. Незавидной этой участью Одинсон-самый-младший был обязан маме, которой не давали спокойно спать лавры Фетиды и ее распиаренного сверх всякой меры отпрыска. Дотошная царица не поленилась обойти всякую живую и неживую тварь, с просьбой не вредить кровиночке. Каково будет жить с эдаким прикупом самому кровиночке, маму в тот момент мало беспокоило. А Бальдр, меж тем, свое природное обаяние и неуязвимость переживал тяжело. Тора тоже любили, но как-то правильно, со смыслом. Локи не любил никто и в этом тотальном сговоре крылся свой загадочный, но безусловный респект. Те же чувства, что вызывал у общественности он сам, могли украсить разве что розовощекого бутуза, но никак не мужа помнившего живым еще Гениха восьмого, любвеобильного. В общем, когда в Ванахеймскую дипмиссию понаехали очередные высокопоставленные гости, Бальдр увидел в этом единственный шанс завести взрослые знакомства и, как это и бывает с идеалистами, увяз по самые уши. Во-первых, ваны были другие. Другие настолько, что захватывало дух и хотелось странного. Во-вторых, у них был Леммика. Леммика, который слушал его умозаключения с непрошибаемо серьезной миной и даже как-то угостил вином, но вино - это уже, в-третьих. Что касается Ньярнсона, то он своей дружбой с его карамельным высочеством от души забавлялся. Товарищ секретарь, естественно, не признался бы и под дулом пистолета, но внимание этого солнечного зайчика было ему приятно. На самом деле, думал Леммика, наблюдая за тем, как Бальдр рассеянно щиплет за струны свои варварские гусли-самогуды, у них с Пересмешником много общего - оба явно чужие на этом празднике воинской доблести и вульгарного нарциссизма, только в отличие от угрюмого нерда Локи, Бальдр был эдаким жизнерадостным хипстером, за что ему многое прощалось.
- Послушай, Лем, а что там действительно случилось с твоей сестрой?
Его высочество бросил терзать инструмент и посмотрел на старшего товарища сквозь вызолоченную полуденным солнцем челку. Леммика, по которому вздыхала уже добрая половина асгардского гинекея, наступил себе на все, чтобы не полезть своими перстнями в эти шелковые занавески, а то далеко ли до греха. Не то чтобы вот этого конкретного греха не хотелось, но он справедливо полагал, что папа Один, узнав, будет столь явно безутешен, что не звенеть больше его альвским бубенцам на амурных посиделках.
- Сигюн, якобы, сбросила лошадь, и ваш опальный дофин волок ее на руках аж до самого Ноатуна, представляешь, каков дамский угодник?
- Локи? Бред какой-то.
- Думаешь не волок, - пытливо уставился на собеседника Леммика, - врет, думаешь, моя сестрица?
- И зачем бы ей это?
- Ну, как же, бабский гонор - вот, дескать, какая я фея.
- Нееет, - заулыбался Бальдр, мотая головой туда-сюда, - Сигюн не такая.
- Нееет? – передразнил Леммка, - Я смотрю, хорошо ты успел узнать мою родственницу, а?
- Слушай, перестань уже, нет у нас с ней ничего, - совершенно очаровательно смутился Бальдр.
- Я знаю.
- Да?
- Ага.
- Она тебе сказала?
- Я их с Локи видел.
- Видел? – переспросил, хлопая пушистыми ресницами Одинсон, - ты имеешь ввиду…?
- Фу, испорченный мальчишка, - Леммика покачал головой и потянулся за лежавшими в чеканной вазе яблочными дольками, - гуляли они вместе, гуляли и все.
- А-а-а…
- Я тебя что, расстроил?
- Нет, - снова затряс головой Бальдр, - Я даже рад, наверное. Локи… он не такой психопат, как все думают, он нормальный, даже, может, слишком нормальный для этого места. Вы, кстати, с ним чем-то похожи.
- Чем же это? – поинтересовался с нарочитым недоумением крайне польщенный, на самом деле, Леммика.
- Он тоже обожает вертеть семьей, как Фрейя задницей.
Какой мальчик, - в очередной раз вздохнул про себя Ньярнсон, - забрать бы его с собой, пропадет он тут.
- Обиделся? – тут же отреагировал вандербой на образовавшуюся паузу, - Я пошутил.
- У нас, в Ванахейме, на правду не обижаются, вообще, если разобраться, обижаться не умеют.
- Хорошо у вас там, должно быть.
- Хорошо, - согласился Леммика, старательно не замечая царевичеву пичальку. «Извини, пацан, и рад бы, но нет, нет тебе отсюда дороги».
Впрочем, Бальдр и сам понимал, что скучать ему дома до самого Рагнарека. Он даже самоубиться по-человечески был не в состоянии, чего уж говорить о большем. Очень некстати вспомнилась мидгардское присловие про непривязанного детеныша вепря, который визжит. На этой печальной ноте ему, вдруг, стало жалко Локи, находившегося, по сути, в том же положении. Зато у Локи была теперь Сигюн, которая будет играть с ним в тавлеи и хохотать как помешанная над его шутками. Шутки у брата были действительно смешные, Бальдр и сам бы хохотал, но всегда боялся обидеть отца.
- А знаешь, я по нему соскучился.
- Тут ты в явном меньшинстве, парень.
- Тор тоже места себе не находит, - оглаживая взглядом затейливую резьбу подлокотника, вывалил Одинсон главную государственную тайну, - Он его все равно любит.
- Пааардон? – пахнущая медом долька явно пошла не в то горло, Леммика едва не задохнулся от открывшихся перспектив.
- И я его люблю, и мама, хотя он ей и не родной, - продолжал сентиментальничать Бальдр, так и не заметив всплеска острой асфиксии с противоположной стороны.
- Ах, вот ты о чем, - облегченно выдохнул Ньярнсон, отмечая отсутствие во всем этом фан-клубе, собственно, Всеотца.
- Может поговорить с ним, как думаешь?
- Ну…
- Хотя, он, наверное, и видеть- то меня не захочет, - заметался царевич, уже явно не нуждаясь в собеседнике.
- Много будешь думать – никого не убьёшь, - успокаивающе хлопнул по бирюзовому наплечнику, поднимаясь, Леммика, - Пойду я, а ты загляни к Идунн, сдается мне, твой байронический герой у нее в саду груши околачивает.
- Спасибо тебе, Лем, - просиял синими своими прожекторами Бальдр.
Погоди еще спасибкать, - думал альв, прикидывая, чем будет угрожать Локи, уламывая его на прочувственную беседу под сенью яблони в цвету. Если уж Бальдр решил пролить часть своей чудотворной харизмы на голову Пересмешника, профукать такой шанс Леммика просто не мог.
часть четвертая, местами трогательнаяКак всякий творец Сатин был крайне чувствителен во всем, что касалось производных его таланта, не важно, шла ли речь о хитроумных механизмах или же ловком минете, и дабы не лишить себя вторых Фрейр быстро наловчился крайне правдоподобно расхваливать первые. Для вдумчивой лести Ньердсону даны были: язык (медоточивый, малостеснительный) и жестикуляция (выразительная, в должной мере придурковатая). Задействуя попеременно этих фронтменов личного обаяния Фрейр выдавал, порой, зубодробительные перфомансы. Однако, как всем известно, и на старуху бывает проруха.
- Это… круто, - при взгляде на итог сатиновых трудов, подобающее случаю нервное придыхание получалось само собой, - И не скажешь, что корабль. Так все… все так… - запутавшись в эпитетах асгардское красно солнышко неопределенно замахал рукой в сторону заказа. Стоящий рядом пигмалион обиженно сморщился:
- А на что это похоже, по-твоему?
По мнению Фрейра, предложенная его вниманию черная глянцевая туша больше всего смахивала на чудовищных размеров ската, но, как уже говорилось, опыт общения с творцом не располагал к откровенности.
- Я не так выразился, - приобнял он уже оттопырившего нижнюю губу Сатина, - Он клевый, просто уж больно инновационный. Э-э-э… и в нем серьезно можно перепрыгнуть через корни Иггдрасиля?
Цверг подозрительно покосился на любовника, но наткнувшись на безмятежную синеву взгляда мысленно повинился и набрал воздуха для развернутой лекции по пятимерной навигации. Раскрывать перед ограниченным, как все асгардцы, лапулей новые горизонты нравилось ему даже больше, чем разводить перед ним же собственные острые коленки. Хотя и в разведении коленок тоже была своя, незамысловатая прелесть.
Пока Сатин бодрым тоном транслировал ему корабельные ттх, Фрейр тоскливо прикидывал, что скажет по этому поводу дядя. Особенно его встревожили загибы «генетический ключ», «квазиживой организм» и «система безопасности», из всего этого вытанцовывалась неприятная перспектива лично присутствовать при задуманном Ньярном безобразии. Никаких конкретных планов ему, ясное дело, не озвучивали, но зная родню, Фрейр не сомневался, что пакость затевается крупная, иначе, зачем ванахейму эдакое чудо цверговской мысли. С другой стороны, если даже намекнуть этой чернозадой балаболке, что корабль, собственно, нужен не ему, скандал будет жуткий, да и сливать дядюшкин козырный интерес дело глубоко не безопасное.
- Милый, я правильно понял, что этот шедевр никого кроме меня слушаться не будет?
- Именно, - самодовольно хмыкнул тот, - Ты же не хочешь, чтобы твои гиперактивные соплеменники спиздили мой подарок?
- Нет, - обреченно вздохнул Фрейр, разглядывая высокотехнологичный кошмар, - Не хочу.
- Ты, как будто, не рад.
- Рад. Пойдем, я и тебя обрадую, - если уж и было в натуре Ньердсона что-то путнее, так это умение вовремя переключиться на жизнеутверждающий разврат.
Ваны, вообще, полагали сплетение ног одних из основополагающих факторов здоровой, во всех смыслах, биографии. В Асгарде с этим вопросом все обстояло куда печальнее. Официально, в обители асов секса не было. На теме естественной синергии двух природных начал лежало дремучее, но, тем не менее, действенное табу. Отсюда проистекали разного рода досадные казусы: скандальные беременности, громкие супружеские измены и прочая стыдная для половозрелых богов поебень. Отдельным абзацем смотрелись неловкие движения местной молодежи навстречу своему трудному счастью. Не задумываясь ни о тактике, ни о стратегии, они кидались в объятия друг-друга, словно на амбразуру дзота. Обычно, Сигюн вся эти хрень казалась смешной до печеночных колик, однако сейчас, глядя, на грызущую ногти Сиф ей, отчего-то, взгрустнулось.
- А он что? – спросила она, терпеливо прочесывая волосы на рекомендованные Фригг 154 раза.
- Ничего, - мрачно буркнула страдалица, - Что он, вообще, в этой девке нашел? Тощая, как коза по весне, плюнь – переломится.
По выражению темных глаз собеседницы, Сигюн догадалась, что плюнуть в эту мишень Сиф хотелось не единожды. Сама асинья была телосложения отнюдь не хрупкого, ньярнова дочка, тоже не чуравшаяся спортивных дисциплин, на фоне статной, кровь с молоком, девицы смотрелась альфкой-недокормышем. По сути, Сиф была второй представительницей местного бомонда, сумевшей выбраться из густых зарослей самцового шовинизма. Однако, в отличие от Фригг, ловко державшей супруга за букинаки, воительница перла напролом, чем немало раздражала мужскую аудиторию.
- Может платья почаще носить?
Сигюн мысленно представила эту машину смерти в платье и молча замотала головой, пытаясь не сбиться со счета.
- А что тогда?
Сто пятьдесят два, сто пятьдесят три, сто пятьдесят четыре, - закончила она про себя и, отложив допотопную щетку из конского волоса, развернулась лицом к асинье.
- Да трахни ты его уже, наконец. Напои и трахни.
- Это… - зарделась Сиф, – это неприлично.
- Ну, - саркастически ухмыльнулась злодейка Сигюн, - ты уж выбирай, подруга, что тебе нужнее - мужик или приличия.
- Надо полагать, это и есть секрет твоего успеха у Локи, - съехидничала раздосадованная собственным инфантилизмом недовалькирия.
- Неа, - великодушно пропустила подначку госпожа посол, - С ним такое не сработает.
- А что сработает?
Желая из первых уст услышать разгадку главной интриги последних дней, Сиф невольно подалась вперед. Кто говорит, что она не девочка, пусть первым бросит в меня камень, - усмехнулась про себя Сигюн, а вслух промурлыкала:
- Любовь.
- Да ну тебя.
- Серьезно.
Она сама не ожидала, что голос на последней реплике так натурально дрогнет, и приготовилась уже, было, развить успех, когда неприступные (согласно декларации и двум дюжим охранникам) врата ее алькова с грохотом распахнулись, внося в их девичьи посиделки тестостероновую правку в лице герра Лафейсона. Его высочество пребывал в очевидном смятении и не сразу заметил, что будущая супруга, собственно, не одна.
- Это какой-то пиздец… - начал было Локи, но подняв, наконец, глаза, увидел скандализированную вступлением Сиф и с лязгом захлопнул челюсти.
- А мы тут болтаем, - кротко заметила Сигюн.
- И о чем же? – осклабился Локи, являя миру чудеса мимической эквилибристики и добрых намерений.
- О любви.
- Вот оно что, - Пересмешник шагнул в их сторону и сухие губы невесомо клюнули рыжую височную прядь, - я, выходит, помешал.
- Нет, - выдавила из себя вконец смущенная всем этим цирком Сиф, - Я пойду, пожалуй.
- Да, - одобрила Сигюн, провожая взглядом затянутую в легкий доспех спину, - потом договорим.
Едва двери захлопнулись, Локи подался назад, заглядывая ей в лицо:
- Любовь? Идиотка, что, до сих пор надеется, что этот полоумный разглядит, таки, в ней женское начало?
- И откуда в тебе столько яду, - расхохоталась довольная представлением Сигюн, - поговорил бы с Тором, помог девочке.
- Могу себе представить, - фыркнул он, - нет, на ближайшую пару лет лимит задушевных бесед исчерпан. Так и передай своему пидороватому родственнику.
Локи хотелось продолжить, но он стерпел. В глубине души Пересмешник и сам понимал, что если за пиар их романтической кампании возьмется душка Бальдр, все будет тип-топ, но одно дело планировать, а другое – полтора часа в обществе мятущейся юности, без права нажать по съебкам. Младший отпрыск Одина обслюнявил ему весь плащ, признаваясь в противоестественном влечении к этому альфскому выродку и, под занавес, попросил политического убежища в Ванахейме. Определенно, царица будет безутешна, а крайним, ясное дело, выставят его. Однако самый лютый кошмар крылся в том, что он был почти готов уступить несчастному дурачку. Все это бабская магия Фригг, будь она неладна. О том, что он мог сам, без влияния каких-либо чар, пожелать добра хоть кому-то из Одинсонов, даже думать не хотелось. Сигюн, рыжая, алчная до сплетен и тайн волчица, меж тем, сидела и ждала продолжения, качая ногой в такт его душевным терзаниям. В этой постановке Локи видел себя ироничным, собранным и весьма коварным, на деле все, как обычно, шло через задницу – его яростно мутило от окружающей обстановки, общей нестабильности и чересчур деятельного родственника невесты. Кстати, пока его нет…
- Что, плохо поговорили? - не выдержала Сигюн.
- Хорошо поговорили, - отмахнулся он, потянувшись за кувшином с вином, - Я был обаяшкой.
- А что тогда было на входе?
- Ничего, - прогудел в золоченый кубок Локи, радуясь, что она не может разглядеть его лицо. Да, весьма коварный, весьма. Он отпустил паузу, шумно глотая перебродившую кровь винограда, - Устал я. Устал и все еще не в курсе, зачем это тебе.
Ставить собеседника в тупик, смущать и нервировать - простые, злодейские радости. Давай, удиви меня, сиятельная.
- Это долгая история, - попыталась соскочить Сигюн.
- Ничего, я как раз никуда не спешу.
- Ладно, - неожиданно быстро сдалась она, - Тогда уж и мне налей, чего там.
Пожизненный предводитель Ванахейского дворянства, он же спикер, он же счастливый отец, он же, временами, господин посол – Хитроумный Ньярн, удостоился столь звучного никнейма отнюдь не за прекрасные свои очи, хотя и они были хороши и вполне себе могли привлечь внимание ономастиков, но - увы, увы. Закрепившись, однажды, на верней ступени ванской демократии, сей примечательный муж исправно обеспечивал себе репутацию множащимися политическими трупами оппонентов. Но даже самые удачливые хищники когда-нибудь да стареют, белоснежные и крепкие клыки их тупятся, и вот они уже не в силах догнать свою антилопу и все окружение, еще недавно певшее им осанну, с лицемерной пичалькой констатирует, что да, дескать, акела промахнулся. Вот и папа Сигюн своей участи в этом плане не избегнул. Его антилопа владела двумя третями ванахеймских верфей, добрым куском суши, пятью парламентскими фракциями и носила богопротивное имя Хегг. В ванахеймском сенате, где голосование велось от имени записанных на каждого представителя владений и территорий, все эти шанежки давали некислую возможность для молодецкого разворота. Одним словом, впереди у Ньярна маячили сомнительные перспективы почетной отставки и декоративного садоводства. Дата очередных выборов нависла над спикером маятником-секирой, раскачиваясь туда-сюда с иезуитской неотвратимостью. И тогда Ньярнсоны, потомственные интриганы и властолюбивые мерзавцы, придумали хитрый план: разбавить сенат обильным собственностью сторонником. Представить себе кого-то более обильного владениями, чем наследный владелец аж целого Йотунхейма было сложно. Оставалось только уговорить высочество на свадьбу, которая обеспечит его правом заседания в ванском парламенте.
- Хитро, - милостиво кивнул Локи, пока рассказчица переводила дух, - Кто придумал?
- Ну, - честно призналась Сигюн, - в основном Леммика.
- Талантливый подлец, - вынужденно признал его высочество, вертя в руках опустевший кубок, - далеко пойдет. Только с чего он взял, что сможет дергать за ниточки?
- Прости?
- Ну, не говори мне, что вам не приходила в голову возможность моей коалиции с противоположной стороной.
- Приходила.
- И?
Сигюн замялась и уставилась в стену.
- Я весь внимание, - Пересмешник аккуратно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. На губах у него блуждала нехорошая улыбка. Где ж тебя носит, чертов Незабудка, - подумала Сигюн и торопливо выпалила:
- Браслеты.
- Что? Повтори громче, я не расслышал.
- Мы снимем с тебя браслеты только после того, как ты, проголосовав, подашь в отставку.
Больше всего на свете ей хотелось зажмуриться и оказаться на другом краю света. Однако вселенское милосердие в тот день, видимо, взяло внеплановый отпуск, поэтому, когда она открыла глаза, клятый йотун все еще глядел на нее с непонятной гримасой на лице.
- Да брось, - внезапно разозлилась Сигюн, - ты сам поступил бы ровно так же. К тому же, ты останешься при своих, ничего не потеряв. Это выгодная сделка.
- Я и не спорю, - кивнул он, убирая пальцы с ее лица, - только знаешь, мне надоело, что все меня считают настолько бесхребетным слизняком, что даже будущая жена пытается кинуть втемную. Я, пожалуй, пас.
С этими словами ее последняя надежда меланхолично двинулся к выходу. Строй мыслей госпожи посла в этот трагический для семейного дела час сделал бы честь любой Орлеанской деве. Дышать, не паниковать, палить из всех орудий. Лилейные щеки оросили, как нельзя кстати, пролившиеся слезы – известный всем признак искренности и душевного смятения. Подобрав дурацкий подол, Сигюн ринулась спасать свой предстоящий брак.
- Пересмешник!
- Ну? – начал Локи, раздраженный ситуацией и нелепым, детским прозвищем, когда в спину ему врезалась мягкая грудь, затылок намок от подозрительной влаги, а дернувшиеся, было, руки обхватили узкие пальцы, на указательном – стальной обод кольца.
- Черт с ним, я сама сниму с тебя эти цацки, только помоги мне.
- И ты мне поверишь?
- Да.
- Ну и дура.
- А какой у меня выбор?
- Разводить фиалки вместе с папашей.
- А ты бы стал?
- Я похож на идиота?
- Неа.
- Ну, слава сущему, значит еще не все потеряно.
Сигюн задумалась и, решив, что уже пора разряжать обстановку, сдержано хихикнула. Колыхнувшиеся от этого дозированного веселья прелести очень некстати напомнили его высочеству о природе взаимоотношения полов, и он поспешил разорвать своеобразные объятья, пока этот досадный факт не стал очевиден второй стороне. Впрочем, ситуации это не улучшило, шмыгающая носом подруга детства, ввиду открывшихся неподконтрольных ему обстоятельств, выглядела… мило. Взяв себя в руки, Локи ляпнул первую пришедшую на ум гадость:
- Вот, кстати, реветь было не обязательно, как-то это не тонко.
- Наверное, - продолжала улыбаться Сигюн, вытирая покрасневшие глаза запястьем, - Оно само, как-то.
Бабы, - с вымученной злостью шагал Лафейсон прочь от опасных покоев. Попадавшаяся по дороге опытная прислуга, при виде опального принца предусмотрительно вжималась в стены.
часть пятая. очень, очень сильно извинительная
... ... в коментах
Автор: солдат удачи
Бета: отсутствует (что автора не красит)
Фандом: немного «Тора», немного «старшей Эдды», и очень много отсебятины
Пейринг: Локи, Сигюн и все-все-все, включая ОМП
Рейтинг: PG-13 (много нехороших слов)
Жанр: сдается, сэр, это была комедия (с)
Статус: в процессе
Размер: см. статус
Саммари: автор верит в версию, что Сигюн была ванийкой и развил ее до максимума. вот прямо так. и еще автор тайный поклонник стрипов Phobs и если бы не креативы этой шикарной девицы, ничего бы и не случилось.
Дисклеймер: всё принадлежит студии «Марвел» и богам Асгарда
Предупреждения: все через задницу, слабонервным канонистам под кат лучше не ходить.
часть первая. вводная.Густой, разросшийся лес за долиной тисов не зря называли волчьей колыбелью. Может, и правда волков тут в сезон было, как кораблей в гавани, это, кстати, объяснило бы дезертирство пегой кобылы, а может и потому, что колючий кустарник путался под ногами, как колтуны в волчьем хвосте. Сигюн в очередной раз выругалась на мягкие сапоги и длинную, вышитую непонятными бекарасaми рубашку. Красота, сестренка, страшная сила, - многозначительно хмыкнул откуда-то из мира высокой моды виртуальный Леммика, - Терпи, давай. А смысл, - могла бы возразить она, будь он рядом на самом деле. О, будь Незабудка рядом, уж она бы расстаралась, чтобы этот вымученный квест ему надолго запомнился, хотя на первый взгляд, идея выглядела здравой.
- А что ты теряешь, с другой стороны? Формально - просто катаешься, знакомишься, так сказать, с ландшафтом, глядишь по сторонам. Сама посуди.
Леммика, когда сидит на краю кровати, разминая ей ступни после новых туфель, выглядит убедительней, чем все вельвы вместе взятые.
- Ну, допустим, я его встречу, и что?
- Ты не в духе, или это медовуха на тебя так плохо действует?
Ей хочется ответить, что на нее в этом паноптикуме плохо действует все, начиная от климата, сухого и терпкого, до местной доктрины тотального расового превосходства. Прямо дико хочется, только это, как сказал бы дядюшка, малость не конструктивно.
- Да не в этом дело, Лем,
- Ну, а в чем тогда?
- Не знаю, - морщится она, роняя голову на покрывало, - Ты хоть понимаешь, что последний раз мы виделись в глубоком детстве?
- И, насколько я знаю, неплохо ладили.
- Кого это волнует… Ты поставь себя на его место - сидишь под домашним арестом, руки, считай, как по локоть отхватили, а тут на тебе - какая-то баба с креативным матримониальным предложением. Попахивает дуркой, не находишь?
Леммика завязывает с массажем и падает рядом, практически утыкаясь ей в щеку породистым носом.
- Ты, - упирается указательный палец теперь уже в ее фамильный профиль, - не какая-то, ты, сестренка, Сигюн из Ванахейма, самая знойная бабенка в этом курятнике.
- Можно подумать, - фыркает она, но больше из противоречия, - с Фрейей мне, определенно, не тягаться.
- Факт, - соглашается Лем, - вот уж где реальная курица.
Хохочут они громко и взахлеб, катаясь по широченной кровати, и мутузя друг друга валиками, набитыми канонической ячменной шелухой. В итоге, Сигюн лезет в сундуки за «приличным прикидом», потому, что «даже натуральная красота нуждается в грамотном оформлении».
Точно, оформление – лесная чаща и прорванный сапог, куда как эротично. Остановившись чтобы отдышаться, Сигюн оглянулась в поисках валежника, на который можно опустить отбитую норовистой кобылой задницу. Такого, ясное дело, не было. Сплюнув воздух сквозь стиснутые зубы, она с остервенением ломанулась дальше через заросли. Зря. Куст хоть и выглядел непролазным, закончился внезапно, как деньги на студенческой гулянке. Не удержавшись на ногах, Сигюн рухнула лицом вниз на лесную прогалину. Первое, что она заметила, поднимая голову и отряхиваясь – вожделенное бревно, второе – сапоги. Сапоги были не чета ее недоразумению от кутюр, добротные были сапоги, из грубой, местами потертой кожи. Выше наблюдались стройные икры в темных штанах, еще выше – компактные запястья в вычурных, тусклых браслетах. Нашла, - подумала Сигюн, судорожно пытаясь понять, стоит ли продолжать бить себя по ляжкам, или уже нахуй. Судя по тому, что вторая сторона сохраняла молчание, время еще было, так что она не торопясь смахнула с подола прелые листья и только потом изящно шмыгнула носом, приглашая кавалера к началу коммуникации. Заговаривать первой не хотелось - тщательно продуманное вступление выветрилось из головы за время блужданий по лесу, кроме того, заговорить первой значило первой же и взглянуть в лицо собеседника, чего ей, внезапно, расхотелось. Локи - злодей, предатель и, по последним данным, йотун, вздохнул и, обнаружив удивительную для всего этого списка чуткость, поздоровался:
- Ну, привет.
- Привет, - с облегчением выдохнула она, скосив, наконец, глаза, куда полагается правилами хорошего тона. Все обстояло лучше, чем можно было бы ожидать после сухой выжимки из перебродившего сусла асгардских кулуаров, хотя, до того же Леммики, в смысле моськи, местному диссиденту было как до Утгарда. Смутно припоминаемая ею детская мягкость вытекла из Пересмешника, как сок из мертвого дерева. Локи выглядел пустым, высохшим, и от него, будто бы, ощутимо тянуло гарью. В правой руке он вертел маленький нож, в левой – обломок дерева, из которого вырезалось что-то явно зооморфное.
- Кто это будет?
- Волк.
Ну да, кого еще ваять в таких уютных декорациях.
-Увлекательное, должно быть, хобби.
Локи посмотрел на нее, пожевал тонкими губами, раздумывая, стоит ли, и разъяснил чуть осипшим голосом:
- Мелкую моторику разрабатывает, ну и так, время убивает. Скучно тут.
- Это точно. Тоска смертная.
- Плохо развлекают, сиятельная Сигюн?
Надо же, - усмехнулась она про себя, - зубов уж нет, а все цапнуть норовит. Сейчас главное не подсечь раньше времени, не то его потрепанное высочество снова заскучают и пили потом сиятельная обратно по оврагам.
- Ну, как тебе сказать…
- А что, есть нюанс? – с деланным равнодушием поинтересовался Локи, снимая стружку с волчьего брюха.
- Сложно все, - уклончиво ответила Сигюн, ковыряя пальцем сучок между ними, - неоднозначно.
- И ты, значит, ко мне за советом?
- Предполагалось, что я тут случайно. Гуляла верхом.
Он преувеличенно внимательно оглядел ее с ног до головы, даже стругать бросил для пущего эффекта, и, впервые за весь разговор, улыбнулся:
- Ага.
А вовсе он и не страшный, главный асгардский жупел.
- А ты в состоянии мелкую моторику дома разрабатывать? А то я жрать хочу, и сапог вон порвала.
Когда дошло до дома, Локи вновь нахмурился. Других мужиков ее показной бабский идиотизм обычно умилял до чрезвычайности, так что подлянки Сигюн не ждала. Утратила, так сказать, навык.
- Знаешь, я, похоже, пропустил тот момент, где мы обо всем договорились.
Вот вечно с ним так, - всплыло где-то на периферии осознанных воспоминаний, - вечно. Леммику бы сюда, вот у кого терпения как звезд под килем, а от нее сначала лошадь убежала, и теперь вот, похоже, потенциальный муж смоется.
- Слушай, я с утра плутаю, меня кобыла сбросила, давай опустим часть с дуэлью на психотравмах и поговорим как большие.
Следить за внутренним диалогом Локи и Пересмешника по-прежнему интересно, в этом смысле он ничуть не изменился. Так же ломаются брови, так же подрагивают губы, фильтруя аргументы . А ведь они действительно неплохо ладили когда-то.
- Чего ты хочешь, Сигюн? – резюмировал он, втыкая нож в землю, - Давай, не стесняйся.
- Замуж.
Да, дети, вот так выглядят государственные преступники в ахуе.
- Что, прости?
- Мне надо замуж, причем срочно.
- Это тебе к Фригг, или ты за меня замуж собралась? - ехидства из него просочилось столько, что воздух вокруг пропитался им и заискрил, как провода в грозу. Плоские губы треснули белозубым оскалом и Сигюн поняла, что готова признать Локи почти хорошеньким. Кровь прилила к ушам, совсем как в детстве, и она улыбнулась в ответ, так же бесшабашно и зло:
- За тебя, синерожий.
Он медленно поднялся, вытягиваясь во весь свой отнюдь не маленький рост, и рывком поставил Сигюн на ноги. Слишком близко от запавших глазниц с тусклыми зелеными гнилушками, она никак не могла заставить себя отвести взгляд, как того требовали приличия. Подбородок у ее, помогай сила, будущего супруга напрягся, словно перед ударом.
- Я знал, что ванские девки бесстыжие, но чтоб настолько… И что ж тебе так приспичило, сиятельная, между ног засвербило? Так для этого жениться не обязательно, я и так помогу, безвозмездно. Прямо тут, хочешь?
- Тут не хочу, - успокоилась она, поймав волну, - в Ванахейме.
- В Ванахейме? - Локи поднял руки, демонстрируя злополучные цацки, - Когда ты успела так поглупеть, Сигюн?
- Ты мне еще спасибо, скажешь, террорист недоделанный, - она приятно удивилась, походя, отмечая у себя чисто отцовские металлические интонации, - Будешь слушать?
Он поглядел на нее, потом куда-то в сторону, замялся, опасаясь по всегдашней мужской привычке показаться доверчивым идиотом, потом, наконец, кивнул.
- Я так понимаю, о брачном договоре тебе не сказали?
- Нет, но я открыт для диалога. Ничего от меня не утаивай, прекрасная дева.
- Кретин, - беззлобно констатировала Сигюн, набирая разгон для драматического туда-сюда по поляне. Такую предысторию надо было подавать с пантомимой и спецэффектами.
Ваны декларировали себя народом просвещённым и незлопамятным. Такая была у них манера сообщать соседям о врожденном снисходительном всезнайстве и либеральной широте взглядов. Окружающие эту легенду потребляли с интересом, потому как старше ванов в девяти мирах были только звезды, под которыми те ходили на своих кораблях. Потом Один из асов, вкусив от ясеня познания добра и зла сделался честолюбив как черти что, и Ванахейму пришлось спешно пересматривать информационную политику. Не комильфо, согласитесь, молчаливо взирать, как твои отдаленные житницы методично потрошит племя молодое, малознакомое. Хитроумный Ньярн, предводитель дворянства и интриган предложил послать к гиперактивным милитаристам торговую миссию под предводительством Хейд, за которой на исторической родине числилось немало успешных коммерческих проектов. Уже через пару месяцев Ванахейм подвыдохнул - головорезы Одина, с энтузиазмом окунувшиеся в мир товарно-денежных отношений, начали выносить друг друга за внутренние задолженности. Но Всеотец не зря девять дней болтался на Игдрасиле. Хейд, конечно, была стреляным воробушком, но третьего покушения не пережила, и отправилась домой в позолоченном саркофаге. После такого малоизящного плевка в лицо нации с дальнейшими вариантами у Ванахейма было небогато. Можно, конечно, было и утереться, но что сказала бы мировая общественность? Короче, ваны решили воевать. Воевали долго, со вкусом, летописцы потеряли счет демонстративным акциям, политическому двурушничеству и взаимным обвинениям. Под конец, весь этот цирк больше напоминал товарищескую встречу между футбольными командами завода холодильников и санатория "Василек", чем небесные разборки. Когда всем, даже шебутливым асам, надоело, полководцы, встретившись у корней мирового древа, обменялись заложниками и разошлись довольные друг другом. В Асгард поехал любознательный Ньерд с семьей и шибко умный Квасир, в Ванахейм - разругавшиеся со Всеотцом, Хенир и Мимир. Один сплавил бы оппонентам больше народу, вольнодумцев в Асгарде было хоть сапогом хлебай, но ваны и этих двоих не знали куда деть, так что одноглазому пришлось умерить аппетиты. С тех пор две нации худо- бедно союзничали и даже дружили пару раз против йотунов, но особой любви между ними, ясное дело, не было. Зато были посольства, помпезные и, как и все официальные мероприятия, бестолковые. В сигюнские десять папа Ньярн решил, что пора прививать чаду вкус к большой политике и потащил ребенка с собой. Прививка прошла так себе, юная барышня, в основном, предавалась радостям общения со сверстниками, особенно выделяя младшего наследника. Старший, на ее взыскательный девичий вкус, был чересчур Одинсон, а вот Локи – в самый раз. Пойманные однажды за небезобидной каверзой высокопоставленные лелик и болек были явлены пред единственное суровое око Всеотца. Асгардский бонза поглядел многозначительно на умильные бледнощекие рожицы и призадумался. Будущность Тора виделась ему прозрачной, как воды Тунда, куда пристроить Локи, он еще не решил. В этом смысле совместные забавы с ванахеймской девицей представлялись Одину делом весьма перспективным. Ваны, конечно, те еще шельмы, но денег у них как травинок в поле, а деньги, как показала история с Хейд, никогда не лишние. В общем, pourquoi pas. Детям, естественно, ничего не сказали - возраст не тот, зато дядя Ньерд порадовался, в Асгарде ему нравилось. Всю эту мутную историю для нее выудил из архивов дотошный Леммика. Судя по всему, Локи местные архивы изучал не так внимательно.
- Архив… ноги сломаешь – считай, легко отделался. Ничего. Один, к вельвам не ходи, потребует экспертизу, вызовет Хеймдаля и если ты не выдумала прямо сейчас весь этот сюрреализм, тот всем подтвердит, что договор подлинный. Только ванам с этого какая выгода?
- Ванам – никакой, у меня личный интерес. То есть, альтруизмом тут и не пахнет, не переживай, я в курсе, что у тебя на такие вещи вскрытие язв, и кишечные колики.
Локи походил на ящерицу, которой наступили на хвост. Манкировать единственным реальным шансом подгадить Неотцу, как он называл Одина в своем воображаемом дискуссионном клубе, явно не хотелось, с другой стороны – являющиеся во снах богопротивные рожи предыдущих союзников, как бы намекали на печальную взаимосвязь между поспешными решениями и неприятными последствиями. Его высочество колебались. Вечерело.
часть вторая. сумбурная.Геометрия дядюшкиных владений единственно-возможная, согласно аскетическому канону принятому в первом из миров, носила в себе печать скверны разухабистого асгардского барокко. По скупым, эргономичным ребрам арок и балок нет-нет, да и мелькали еретические завитушки, прославляющие пьющих, жрущих и истребляющих друг друга аборигенов. На все упреки в попытках повенчать розу белую с черной жабой Ньерд кокетливо отговаривался этнологией, хотя Сигюн во всем этом виделся исключительно архитектурный коллаборациониизм. Понятно, что ничего путного в таких интерьерах вырасти не могло, поэтому, приближаясь с Локи к Ноатуну на крестце вороного жеребца она тихо надеялась, что, по крайней мере, Фрейя нынче вечером предпочтет обществу родственников какие-нибудь увлекательные блядки. Фрейр второй месяц сидел у цвергов, якобы, верфи, якобы, бизнес, но все знали, что дело было не в кнарре, а в кнарарсмидре, ехидном, тощем, как все черные карлики Сатине. Как уже говорилось выше, ничем добрым ветви Ньердова генеалогического древа плодоносить не могли.
- Приехали, - меланхолично заметил Локи и добавил уже куда более сварливым тоном, - Не будет нам тут удачи. Не имея ни малейшего желания углубляться в генезис последнего резюме, Сигюн лихо спрыгнула с коня и похромала в сторону ворот. В задницу дискуссии, когда задница отбита и вот-вот отощает прямо на глазах. Громадина дома встретила заговорщиков выразительной тишиной, которую они пока не решались нарушить. «Отчего все мужики козлы?», - молчала коридорами хмурая Сигюн, «Где у нее кнопка?», - щурился в расшитую спину Локи. Леммика, наблюдавший всю эту яростную пантомиму в одном из сработанных маман пространственно-временных тазиков, невольно залюбовался: взъерошенная Сиг была чудо как хороша в заляпанном землей и конским потом платье, пресловутый йотун смотрелся законченным упырем, как ему, впрочем, и полагалось.
Уикенд не задался. Оба они поняли это сразу, как соединились вновь, отряхнув от ног прах трущобы, за ночной уже, почти, трапезой, обильно сдобренной морепродуктами по ванскому куртуазному обычаю. Локи, глядя на горы закованных в хитин деликатесов, тоскливо вспоминал о своей аллергии, но намекать об этом сидящей на другом конце здоровенного стола расфуфыренной Сигюн, считал глубоко не пацанским делом. Ничего, - утешал себя он, – асы с голоду не дохнут, йотуны, кажется, тоже.
- Если хочешь, можешь спросить, зачем мне это надо. Я, в принципе, собралась с мыслями и могу соврать что-то более-менее правдоподобное, - разрешили с того конца столешницы, смачно швыркая очередной устрицей.
- Спасибо, я подожду до лучших времен.
Над трапезой повисла густая, тягучая пауза. Оба, каждый в пределах родных патологий, пытались представить искомый темпоральный отрезок. Выходило скверно. Подернутые сиреневой дымкой лучшие времена терялись на фоне назначенной к исполнению пьесы «Покаяние злодея или волшебство любви». При всем своем артистизме, Локи не был уверен в том, что сможет достоверно сентиментальничать на глазах у ахуевшего асгардского бомонда. Хотя сам факт предстоящего и неизбежного ахуения был ему, безусловно, приятен.
- Милый, - раздалось над левым, ответственным за кратковременное выпадение из реальности, полушарием. «Ведьма», - подумал он, - «Я с ней заикой стану».
- Ну?
- У тебя же девочки были?
«В каком смысле», - едва не ляпнул Локи, смутно припоминая дикие слухи о наличии у себя выводка хтоничестких чудищ, среди которых числилась и содержательница потусторонней богадельни Хель - бесспорная девочка, не взирая на жуткую свою рожу. А говорят еще, что асы лишены креативного начала. Если бы…
- Ну, положим, были.
- Положим? – закусила она краешек нижней губы, прячущий усмешку и странную в ее возрасте неловкость, - Вопрос не праздный, знаешь ли.
- Не понравится – любовника заведешь, - съехидничал Локи, пытаясь скрыть растущее раздражение.
- Идиот - вспыхнула в ответ Сигюн, - Я к тому, чтоб у тебя его не было, вот всплывет какой-нибудь пригожий конюх…
- Что?! – заорал он, перебивая торопливые объяснения, - Дура!
Глядя, как будущий супруг, надежда и опора супротив злокозненного Хегга хлопает дверью, ей впервые за множество лет захотелось сесть на пол и зареветь, размазывая по щекам сопли, слезы и добрые надежды. Хреновые выходные, что и говорить.
Вечером дня бледномордого Мани, которого в спесивом Асгарде недолюбливали даже больше чем его самого, Локи закончил волка. Еще пахнущая древесным духом зверюга скалила зубы, готовясь вцепиться в горло невидимому супостату. Если приглядеться, можно было различить штрихи шерстинок на вздыбленном загривке. Он поставил фигурку на ладонь и прищурился, закатное солнце в узком оконном проеме стояло так, словно вот-вот скатится в волчью пасть.
- И проглотит волк Солнце, погрузив мир во тьму?
Вторую попытку Сигюн с полчаса репетировала перед зеркалом, повторяя на разные лады ту или иную подходящую случаю реплику. Было там и про погоду (классика, куда без нее), и про политику и, даже, ностальгические пассажи, начинавшиеся мечтательным «а помнишь…», впрочем, до последнего, как она надеялась, дойти было не должно. А тут такой подарок судьбы, новое хобби Пересмешника нравилось ей все больше.
- Уже и до вас докатилось? – снизошел до ответа Локи, который, на самом деле, еще двадцать минут, как услышал за спиной сосредоточенное сопение, но не мог отказать себе в удовольствии помучить ее еще чуть-чуть. Одна из любимых подначек Тора, озвученная той, которую Пересмешник держал за условно сообразительную девочку, неожиданно покоробила. Ладно, местная гопота, но она- то чего в нем могла углядеть такого? Почувствовав, что вновь начинает заводиться, он обернулся и целиком ушел в терапевтическое созерцание. С Сигюн можно было писать кающуюся Магдалину, так она старалась.
- Да как обычно, вельвы – Одину, Один – Фригг, а что знает третий…
- Там еще море выйдет из берегов, зомби встанут из могил, адъ разверзнется и твой покорный слуга, как вавилонская блудница на звере поведет весь этот флешмоб на приступ Валаскьяльва. По мне, так слишком много спецэффектов, я бы ограничился добротным эсхатологическим спецназом, но со мной, как ты понимаешь, особо не советовались.
- Изобретательные тетки, этого у них не отнять, - сдержанно кивнула Сиг, чувствуя, что вырвала, таки, у суки судьбы второй шанс.
Неловкая медлительность – первейший враг начала отношений двух существ не только полагающих, но и двигающихся по потоку бытия сообразно сogito, ergo sum. Не отравленные ядом излишней рефлексии Роми и Джулс ухитрились развить свои подростковые шуры-муры в пределах пяти актов так, что цивилизованный мир до сих пор почитает этот неловкий контрданс эталоном любовной драмы. Локи и Сигюн вряд ли могли рассчитывать на столько же безукоризненный fallin in love. Меж тем, дурить предстояло не только падких до запретной романтики светских львиц, но и самого Одина, который, что про него не говори, дураком никогда не был. Нужен был консультант.
Заря Тюрова дня прошла в познавательной беседе об основных принципах public relations. Следя глазами за Сигюн, раскачивающейся на отполированном многими ванскими задами подоконнике, Локи внимал азам, запоздало сожалея о пробелах в этой части своего образования. А все Тор, с его самоубийственными авантюрами, занимавшими, порой, не один десяток лет.
- Нам нужна грамотная PR-кампания, но без лишнего шума. Многоходовку городить не стоит, сами запутаемся, так что пусть укладывается недельки в две-три.
- Кто укладывается? – трясина самоедства отпускала неохотно, но перспектива делиться планами с кем-то еще, вызывала у параноидально осторожного Пересмешника недвусмысленное отторжение.
- Думаю, речь идет обо мне, - улыбнулся из дверного проема невесть откуда взявшийся белобрысый хлыщ.
«Блядь», - подумал Локи, но вслух вежливо выгнул гуттаперчевую бровь в меру тактичным а-это-еще-кто.
- Знакомьтесь, мальчики, - встала навстречу гостю, вильнув бедром, шалунья Сигюн, - Леммика - это Локи, Локи - это Леммика.
В примитивных культурах (см. Асгардская тирания) должность вождя видится плебсу чем-то вроде жбана свежей медовухи - чистый восторг и пляски до упаду, в просвещенном Ванахейме даже распоследний урка исполнительной власти скорее сопереживал, нежели завидовал. Ванский пролетариат и то, собираясь на базаре количеством больше трех, мог приболтать ростовщика на беспроцентную ссуду, что уж говорить про республиканский парламент. Так что, отправляясь громить Йотунхейм, Ньярн собирался, по сути, на курорт. Двухнедельный куршавель не могли испортить ни холодный прием, ни компания Одина, хотя, стоит признать, одноглазый очень старался. Едва горнисты протрубили we are the champions, шлемоблещущий авангард выгреб из йотунских закромов все артефакты, за чем Всеотец проследил лично, с присущим ему в таких вопросах скрупулезным тщанием. Ньярн, большой поклонник новеллы про вершки и корешки, только пожал плечами, рассаживая по каютам иностранных специалистов, которых весьма коварный Лафей согнал вышеупомянутые артефакты умножать. Ситуация была тяжелая, послевоенная, кают на всех не хватало, поэтому конопатой альфке с научной степенью по невербальному чародейству пришлось ютиться на флагманском фрегате. Ньярн, мужчина интеллигентный, целые сутки делал вид, что ему крайне интересны все эти магические фигушки, прежде чем перейти к практической части. Конечно, дальше полевого романа дело не продвинулось, альфка, в итоге, упылила домой, таблоиды поутихли, а через положенное время на пороге премьерской резиденции появился Леммика, изящно упакованный, с вызывающе длинными ресницами и хваткой добермана. Прислуга окрестила нечаянную радость Незабудкой, причиной тому были фамильные очи густой синевы, ну и разные другие приятные достоинства. Вопреки папиным опасениям, наследница к появлению половозрелого брата отнеслась философски. В жизни бывают вещи и пострашнее блядовитых родственников, - справедливо рассудила Сигюн, и начала выгуливать мальчика по столичным клубам. Золотая зубастая молодежь бежала их слаженного тандема, как персы Алексанра. Папа был счастлив.
Мальчики задумались, сравнивая, каждый, себя с оппонентом, разумеется, в пользу себя. «Вот же гадость», - смаковал Локи многочисленные альфские побрякушки. «Как есть упырь», - утвердился в первом впечатлении Леммика, мысленно разрисовывая острые скулы в темно-синий. «Сработаются», - уверенно заключила про себя будущая невеста.
- На все про все у нас три недели, справимся?
- Смотря как пойдет, - решил повыпендриваться Незабудка, отлипая взглядом от развалившейся в троноподобном кресле темной фигуры, - За тебя-то я не особо переживаю.
- И за меня не стоит.
Следя за тем, как Пересмешник нарочито медленно вытекает из монструозного кожаного алькова, Сигюн почти понимала Одина, разукрасившего экс-цесаревича жуткой цверговской бижутерией . Леммика, знакомый с потенциальным зятем исключительно дистанционно, глядел пока что с любопытством. В нем и закостенел, когда длинные ведьмачьи пальцы ухватили его за подбородок и, повертев туда-сюда, Локи деланно удивился:
- А глаза и впрямь твои.
Леммика уже было собрался выдать достойную случая гадость, как вдруг костистое лицо треснуло нечаянной улыбкой. Хотелось зажмуриться, до того не вязалась она со всем, что представлял из себя злосчастный Лафейсон. Стало даже как-то стыдно за свой недобрый порыв и предыдущее хамство. Совсем я опаскудел с этой работой, - думалось ему, - что он мне, в сущности, сделал?
- Что, жалко меня, да?
Как- то еще дома, в Альфхейме, шляясь по мамкиной лаборатории, маленький он сверзился в одну из здоровенных чаш, призванных аккумулировать отдаленные вероятности. Всего спектра ощущений от контакта с провидческой купелью не передать, казалось, что его макнули в жидкий азот и вот уже сейчас он весь кристаллизуется к ебене матери. Сочащаяся ядом фраза Локи вызвала к жизни давний эпизод с пугающей достоверностью. Леммика напрягся, но чертов йотун успел отскочить, и стоял теперь поодаль, обидно скалясь в знакомой уже, злобной манере.
- Что, нет у тебя теперь сомнений?
- Нет.
- И распрей у нас тоже нет?
- И распрей, - выдавил из себя Леммика, глядя на то, как из-за спины Пересмешника выразительно пучит глаза Сигюн. Как говориться, за что боролись. Незабудка, как всякий дирижер со стажем, опасался только одного – обнаружить во вверенном ему оркестре по-настоящему первую скрипку. Столкнувшись с Лафейсоном за пределами чародейской виртуальности он всерьез засомневался в своей стратегии. Решение привезти этого гада в Ванахейм, пусть даже для устранения реальной политической угрозы, представлялось ему теперь чем-то сродни изведения муравьев напалмом. Как бы дом не спалить.
часть третья, семейная
- Совсем похудел ребенок, - заметила Фригг, сосредоточенно выбирая языком косточки из крупной, лиловой виноградины. Косточек было много, и приторный сироп материнских наблюдений то и дело разбавлялся нечаянными паузами. Один - муж, Всеотец, без пяти минут почетный пенсионер каменел затылком на лоджии царского люкса, раздумывая чего бы такого в эти паузы вставить, дабы не вляпаться в очередное это-все-ты-виноват.
- Маленький был - совсем девочка, помню, я ему косыньки заплетала, - продолжала гнуть свою линию царица, сплавляясь по волнам памяти все ближе к устью.
«Эдак она и про Лафея вспомнит», - поморщился Один и не сдержался:
- Вот и дозаплеталась.
Особо вредная косточка, все никак не поддававшаяся выбраковке, жалобно хрустнула под белыми, крупными зубами. Фригг, никогда не любившая оставлять за мужем последнее слово, отфутболила с деланным благодушием:
- Так я и Тору заплетала.
«Вот ведь склочная баба», - запоздало пожалел Всеотец о несдержанности, своем давнишнем выборе и институте брака в целом.
- Тор... у Тора гены хорошие.
Гены у Тора были и впрямь хорошие, золотые, можно сказать. Вообще, золота в судьбу наследника было залито щедро: и в волосы, и в покои, и в перспективы. Но свои сложности, конечно, присутствовали. Скажем, свиту себе Одинсон собирал руководствуясь не то что случайными, хуже даже - сентиментальными порывами. В итоге, большую часть времени задорная четверка своего квотербека, мягко говоря, не красила. Минувший же вечер, Тор с радостью отнес бы к тому сорту событий, что заставляет жалеть о невозможности склероза и малой вероятности внезапной амнезии.
- И пусть мудрость и сила правителей Асгарда будет залогом нерушимости основ нашей дружбы и вашей государственности, - размахнулся монументальным кубком женовидный секретарь Ванахеймского посольства. Чутко реагируя на требование момента, окружающие суетливо потянулись к собственным бокалам, чашам и рогам.
- Ишь, - шумно рыгнул одесную Вольштаг, ткнув размякшего громовержца локтем в район и без того перегруженной печени, - Язык что помело, не к столу будет сказано.
Тор покосился на довольную, обрамленную рыжей бородищей рожу и окончательно решил, что напьется сегодня до поросячьего визга. Один, тем временем, взял в руки кубок и, согласно протоколу, прогудел в ответ что-то не менее глубокомысленное.
- А где же сиятельная Сигюн, отчего не блистает она своей красотой и разумными речами на нашем празднике? - неожиданно поинтересовалась царица, всегда умевшая разнообразить любую мужнину попойку. «А ведь и правда, где?», - спохватились присутствующие, сотни глаз, включая единственный царский, вопросительно уставились на Леммику.
- О, случилось так, - начал, было, он, но тут массивные двери распахнулись, явив обществу госпожу посла, увешанную с головы до ног всеми полагающимися к случаю регалиями.
- Печальные обстоятельства помешали мне прибыть вовремя на твой славный пир, Всеотец, но вот - я здесь, и со мной тот, кто помог твоей гостье не смутить покой этих стен непочтительным отсутствием.
Из-за спин вскочивших, Тор не сразу разглядел, кого конкретно имеет ввиду велеречивая, как все ваны, девица, а разглядев, сам едва не подавился куском оленины, болтавшимся во рту. Смотрелись они словно угодившие в один силок чайка и ворон, но вопреки логике и чувству прекрасного, ворон интересовала честное собрание куда больше. После суда Локи отчий дом частыми визитами не баловал, многие про злоязыкого отморозка и вовсе забыли, поэтому гвалт в зале стоял нешуточный. Первой, как обычно, нашлась царица.
- Давно младший сын не радовал нас своим присутствием на пирах, сложно мне подобрать слова, благородная Сигюн, чтобы выразить, как ты согрела, невольно, мое материнское сердце, - если кроткая улыбка добронравной Фригг кого и могла ввести в заблуждение, то только не ее мальчиков, поэтому Один, нахмурившись было, тут же нырнул обратно в кубок. Прочие гости сообразив, что скандалить прямо сейчас, видимо, никто не будет, тоже заметно приуныли. Локи, в ходе положенной этикетом череды словесных реверансов, лучезарно улыбался, поглядывая, по старой привычке, в потолок. Над залом было весьма натуралистично намалевано мировое древо и, как помнил Тор из опыта совместных экзекуций, в минуты отчаянной скуки вместо того, чтобы выслушивать отцовские нотации, младший пересчитывал на Игдрасиле листья.
- Интересно, где она его откопала, – озвучила Сиф волновавшую всех деталь, - И главное, для чего?
«Вопрос вопросов», - мог бы подумать Тор, но будучи уже на полпути к стране радужных пони, он подумал иное, - «Какого черта» и, может быть, совсем немного - «Живой, таки, засранец». Меж тем, парадоксальная эта парочка - ванийка и йотун неотвратимо приближалась, и надо было как-то соответствовать, невзирая на выпитое и полное смятенье чувств. И тут, как обычно, на помощь ему пришли друзья.
- Глянь-ка, а наша принцесса- то оказывается мужик, - глубокомысленно заметил Вольштагг, который до пониленда добрался уже с полчаса как, и пребывал там во славе весьма довольный собой.
- И тебе привет, доблестный Вольштагг, - дипломатично качнулся Локи, помогая усесться в кресло своей спутнице. Тор едва сдержался, чтобы не отвесить боевому товарищу смачного леща, но Локи уже утонул в лазурных глазах и что-то шептал в розовое ушко, подливая в изящный бокал и явно надеясь на взаимность. Одинсон почувствовал себя глубоко уязвленным, сквозняк от внезапно сбившегося прицела явственно поддувал в чувствительные чакры, отвечающие за незыблемость картины мира.
Вечеринка Сингюн, в принципе, нравилась. Локи, поганка такая, ни в чем себе не отказывал: передай-салат-спасибо-ничего-мне-не-трудно. Тор держался, но было видно, что еще пара салатов и его рванет либо в сторону пьяных слез, либо в сторону не менее пьяного мордобоя. Рядом с глубоко несчастным громовержцем, пожирая глазами его нетрезвые рельефы, лишалась Сиф. Сигюн мысленно поставила напротив ее имени жирный крестик - не может деваха, способная с одного удара свалить доброго быка, быть совсем уж безнадежной.
- Нам пора, - вкрадчивый шепот дунул прохладой в левое ухо, отпуская пару десятков пупырчатых мурашек резвиться по позвоночному столбу и далее до подола.
«Вон оно, как время то летит», - улыбнулась она вконец затосковавшему Тору, единственно из сострадания позволяя увести себя из зала без зажигательного танго запланированного Леммикой под занавес. С другой стороны, их с Локи совместное бегство позволяло надеяться уж если не на передовицу, то хотя бы на полный разворот. Впрочем, все это отнюдь не означало, что подобные импровизации должны сойти Пересмешнику за просто так. Едва только тяжелые двери сомкнулись за спиной, Сигюн выразительным жестом вынула локоть из шершавой ладони.
- Я, отчего то, думала, что у нас есть план, которого мы, вроде как, договорились придерживаться. Ну не глупость ли с моей стороны?
- На сегодня с них достаточно, - осклабился на автомате Локи, - Завтра у нас серенады? Пойду распеваться, а то я, знаешь ли, не Бальдр.
- А до покоев…
- Тут не далеко, порядка трехсот метров на север, - перебил ее кавалер и, сочтя краткое афтепати исчерпанным, зашагал ровно в противоположную сторону. Будь Сигюн асиньей, закатила бы скандал, а так просто смотрела вслед, записывая в воображаемый Локи-мануал сразу за «выебывается не по делу» и «ржет, как гиена» - «хамит, чтоб не разреветься».
Норы цвергов, пусть сами они и пытались придать своим мрачным подземельям определенный колорит, именуя их палатами, доводили Фрейра буквально до пляски святого вита. Замысловатые коридоры невольно напрашивались на сравнение с кишками того самого Имира, что, в свою очередь, возвращало к некрасивой природе всего сущего в этом безлунном мире. Понятное дело, он был далек от того, чтобы полагать звонкого и испорченного, как пожилая куртизанка Сатина потомком чьих-то паразитов, но ведь дыма-то без огня не бывает. Про порядочный народ такого не напридумывают, что ни говори. К тому же, Фрейр вот уже третий день откровенно дулся на своего подрядчика.
- Да что ты бегаешь с этой лоханью, как дурак с писаной торбой? - ворчал он, почесывая поросшие рыжеватым волосом ляжки, - Что они там без тебя, киль не в ту сторону согнут?
- Киль? - сверкал пятками Сатин, собирая по полу раскиданные накануне тряпки, - Ты когда последний раз нормальный корабль видел, Ньердсон? У меня там одного навигационного оборудования на всю вашу золотую рощу, я уже помалкиваю за пространственные преобразователи. И вообще, ты хочешь себе свой батлшип или нет?
- Сказать чего я сейчас хочу? - потянулся было Фрейр за беспечно танцующей мимо темнокожей задницей, но владелец ее вовремя спохватился и больно стукнул по ушлой пятерне.
- Отвали, рыжий, у меня работа.
- От работы кони дохнут, - поделился сакральным знанием о труде ни дня не работавший Фрейр, - а ты, милый мой, уж никак не конь.
Сатин, натянувший, наконец, на тощие и сутулые свои прелести многослойный цверговский прикид, застыл, глядя на развалившегося в койке дусю с жалостливым умилением - надо, же, дескать, какой дурачок. Ньердов сын эту замысловатую гримасу понял как всегда по-своему.
- Кстати, про коней - хочешь байку?
- Про Слейпнира? Баян, к тому же, ему движок в нашей лаборатории собирали, так что брат цезаря вне подозрений.
- Зануда.
- Не без этого, - кивнул тот, прислушиваясь к мерзкому скрежету своей паукообразной сережки, - Если хочешь, приходи ко мне на верфи, Хефти тебя проведет.
- Это который? Я их путаю вечно, вы ж все на одно лицо, ну, кроме тебя, конечно, - торопливо добавил Фрейр, в ответ на вопросительно задранную бровь.
- Если тебя это утешит, - назидательно заметил Сатин, тормознувший ради такого дела в дверях, - вы для нас тоже все как один - здоровые и белобрысые. Все, не скучай.
И не буду, - мог бы вслух огрызнуться он, но благодаря отцовскому незлобивому нраву просто закопался обратно в тяжелые складки покрывала, размышляя о явной Сатиновой неправоте. По мнению Фрейра, если даже опустить красноречивые физиологические различия, всех блондинок в Асгарде можно было без труда ранжировать согласно прилагающимся атрибутам: Тор - тот, что с молотком, Фрейя - с перманентом, а если вдруг всеобщий друг, так это без вариантов Бальдр. Захочешь, не перепутаешь.
Бедолага Бальдр действительно нравился всем, даже языкастый Локи и тот, глядя на улыбчивого родственника только вздыхал сочувственно, да трепал по вихрам тяжелой рукой. Незавидной этой участью Одинсон-самый-младший был обязан маме, которой не давали спокойно спать лавры Фетиды и ее распиаренного сверх всякой меры отпрыска. Дотошная царица не поленилась обойти всякую живую и неживую тварь, с просьбой не вредить кровиночке. Каково будет жить с эдаким прикупом самому кровиночке, маму в тот момент мало беспокоило. А Бальдр, меж тем, свое природное обаяние и неуязвимость переживал тяжело. Тора тоже любили, но как-то правильно, со смыслом. Локи не любил никто и в этом тотальном сговоре крылся свой загадочный, но безусловный респект. Те же чувства, что вызывал у общественности он сам, могли украсить разве что розовощекого бутуза, но никак не мужа помнившего живым еще Гениха восьмого, любвеобильного. В общем, когда в Ванахеймскую дипмиссию понаехали очередные высокопоставленные гости, Бальдр увидел в этом единственный шанс завести взрослые знакомства и, как это и бывает с идеалистами, увяз по самые уши. Во-первых, ваны были другие. Другие настолько, что захватывало дух и хотелось странного. Во-вторых, у них был Леммика. Леммика, который слушал его умозаключения с непрошибаемо серьезной миной и даже как-то угостил вином, но вино - это уже, в-третьих. Что касается Ньярнсона, то он своей дружбой с его карамельным высочеством от души забавлялся. Товарищ секретарь, естественно, не признался бы и под дулом пистолета, но внимание этого солнечного зайчика было ему приятно. На самом деле, думал Леммика, наблюдая за тем, как Бальдр рассеянно щиплет за струны свои варварские гусли-самогуды, у них с Пересмешником много общего - оба явно чужие на этом празднике воинской доблести и вульгарного нарциссизма, только в отличие от угрюмого нерда Локи, Бальдр был эдаким жизнерадостным хипстером, за что ему многое прощалось.
- Послушай, Лем, а что там действительно случилось с твоей сестрой?
Его высочество бросил терзать инструмент и посмотрел на старшего товарища сквозь вызолоченную полуденным солнцем челку. Леммика, по которому вздыхала уже добрая половина асгардского гинекея, наступил себе на все, чтобы не полезть своими перстнями в эти шелковые занавески, а то далеко ли до греха. Не то чтобы вот этого конкретного греха не хотелось, но он справедливо полагал, что папа Один, узнав, будет столь явно безутешен, что не звенеть больше его альвским бубенцам на амурных посиделках.
- Сигюн, якобы, сбросила лошадь, и ваш опальный дофин волок ее на руках аж до самого Ноатуна, представляешь, каков дамский угодник?
- Локи? Бред какой-то.
- Думаешь не волок, - пытливо уставился на собеседника Леммика, - врет, думаешь, моя сестрица?
- И зачем бы ей это?
- Ну, как же, бабский гонор - вот, дескать, какая я фея.
- Нееет, - заулыбался Бальдр, мотая головой туда-сюда, - Сигюн не такая.
- Нееет? – передразнил Леммка, - Я смотрю, хорошо ты успел узнать мою родственницу, а?
- Слушай, перестань уже, нет у нас с ней ничего, - совершенно очаровательно смутился Бальдр.
- Я знаю.
- Да?
- Ага.
- Она тебе сказала?
- Я их с Локи видел.
- Видел? – переспросил, хлопая пушистыми ресницами Одинсон, - ты имеешь ввиду…?
- Фу, испорченный мальчишка, - Леммика покачал головой и потянулся за лежавшими в чеканной вазе яблочными дольками, - гуляли они вместе, гуляли и все.
- А-а-а…
- Я тебя что, расстроил?
- Нет, - снова затряс головой Бальдр, - Я даже рад, наверное. Локи… он не такой психопат, как все думают, он нормальный, даже, может, слишком нормальный для этого места. Вы, кстати, с ним чем-то похожи.
- Чем же это? – поинтересовался с нарочитым недоумением крайне польщенный, на самом деле, Леммика.
- Он тоже обожает вертеть семьей, как Фрейя задницей.
Какой мальчик, - в очередной раз вздохнул про себя Ньярнсон, - забрать бы его с собой, пропадет он тут.
- Обиделся? – тут же отреагировал вандербой на образовавшуюся паузу, - Я пошутил.
- У нас, в Ванахейме, на правду не обижаются, вообще, если разобраться, обижаться не умеют.
- Хорошо у вас там, должно быть.
- Хорошо, - согласился Леммика, старательно не замечая царевичеву пичальку. «Извини, пацан, и рад бы, но нет, нет тебе отсюда дороги».
Впрочем, Бальдр и сам понимал, что скучать ему дома до самого Рагнарека. Он даже самоубиться по-человечески был не в состоянии, чего уж говорить о большем. Очень некстати вспомнилась мидгардское присловие про непривязанного детеныша вепря, который визжит. На этой печальной ноте ему, вдруг, стало жалко Локи, находившегося, по сути, в том же положении. Зато у Локи была теперь Сигюн, которая будет играть с ним в тавлеи и хохотать как помешанная над его шутками. Шутки у брата были действительно смешные, Бальдр и сам бы хохотал, но всегда боялся обидеть отца.
- А знаешь, я по нему соскучился.
- Тут ты в явном меньшинстве, парень.
- Тор тоже места себе не находит, - оглаживая взглядом затейливую резьбу подлокотника, вывалил Одинсон главную государственную тайну, - Он его все равно любит.
- Пааардон? – пахнущая медом долька явно пошла не в то горло, Леммика едва не задохнулся от открывшихся перспектив.
- И я его люблю, и мама, хотя он ей и не родной, - продолжал сентиментальничать Бальдр, так и не заметив всплеска острой асфиксии с противоположной стороны.
- Ах, вот ты о чем, - облегченно выдохнул Ньярнсон, отмечая отсутствие во всем этом фан-клубе, собственно, Всеотца.
- Может поговорить с ним, как думаешь?
- Ну…
- Хотя, он, наверное, и видеть- то меня не захочет, - заметался царевич, уже явно не нуждаясь в собеседнике.
- Много будешь думать – никого не убьёшь, - успокаивающе хлопнул по бирюзовому наплечнику, поднимаясь, Леммика, - Пойду я, а ты загляни к Идунн, сдается мне, твой байронический герой у нее в саду груши околачивает.
- Спасибо тебе, Лем, - просиял синими своими прожекторами Бальдр.
Погоди еще спасибкать, - думал альв, прикидывая, чем будет угрожать Локи, уламывая его на прочувственную беседу под сенью яблони в цвету. Если уж Бальдр решил пролить часть своей чудотворной харизмы на голову Пересмешника, профукать такой шанс Леммика просто не мог.
часть четвертая, местами трогательнаяКак всякий творец Сатин был крайне чувствителен во всем, что касалось производных его таланта, не важно, шла ли речь о хитроумных механизмах или же ловком минете, и дабы не лишить себя вторых Фрейр быстро наловчился крайне правдоподобно расхваливать первые. Для вдумчивой лести Ньердсону даны были: язык (медоточивый, малостеснительный) и жестикуляция (выразительная, в должной мере придурковатая). Задействуя попеременно этих фронтменов личного обаяния Фрейр выдавал, порой, зубодробительные перфомансы. Однако, как всем известно, и на старуху бывает проруха.
- Это… круто, - при взгляде на итог сатиновых трудов, подобающее случаю нервное придыхание получалось само собой, - И не скажешь, что корабль. Так все… все так… - запутавшись в эпитетах асгардское красно солнышко неопределенно замахал рукой в сторону заказа. Стоящий рядом пигмалион обиженно сморщился:
- А на что это похоже, по-твоему?
По мнению Фрейра, предложенная его вниманию черная глянцевая туша больше всего смахивала на чудовищных размеров ската, но, как уже говорилось, опыт общения с творцом не располагал к откровенности.
- Я не так выразился, - приобнял он уже оттопырившего нижнюю губу Сатина, - Он клевый, просто уж больно инновационный. Э-э-э… и в нем серьезно можно перепрыгнуть через корни Иггдрасиля?
Цверг подозрительно покосился на любовника, но наткнувшись на безмятежную синеву взгляда мысленно повинился и набрал воздуха для развернутой лекции по пятимерной навигации. Раскрывать перед ограниченным, как все асгардцы, лапулей новые горизонты нравилось ему даже больше, чем разводить перед ним же собственные острые коленки. Хотя и в разведении коленок тоже была своя, незамысловатая прелесть.
Пока Сатин бодрым тоном транслировал ему корабельные ттх, Фрейр тоскливо прикидывал, что скажет по этому поводу дядя. Особенно его встревожили загибы «генетический ключ», «квазиживой организм» и «система безопасности», из всего этого вытанцовывалась неприятная перспектива лично присутствовать при задуманном Ньярном безобразии. Никаких конкретных планов ему, ясное дело, не озвучивали, но зная родню, Фрейр не сомневался, что пакость затевается крупная, иначе, зачем ванахейму эдакое чудо цверговской мысли. С другой стороны, если даже намекнуть этой чернозадой балаболке, что корабль, собственно, нужен не ему, скандал будет жуткий, да и сливать дядюшкин козырный интерес дело глубоко не безопасное.
- Милый, я правильно понял, что этот шедевр никого кроме меня слушаться не будет?
- Именно, - самодовольно хмыкнул тот, - Ты же не хочешь, чтобы твои гиперактивные соплеменники спиздили мой подарок?
- Нет, - обреченно вздохнул Фрейр, разглядывая высокотехнологичный кошмар, - Не хочу.
- Ты, как будто, не рад.
- Рад. Пойдем, я и тебя обрадую, - если уж и было в натуре Ньердсона что-то путнее, так это умение вовремя переключиться на жизнеутверждающий разврат.
Ваны, вообще, полагали сплетение ног одних из основополагающих факторов здоровой, во всех смыслах, биографии. В Асгарде с этим вопросом все обстояло куда печальнее. Официально, в обители асов секса не было. На теме естественной синергии двух природных начал лежало дремучее, но, тем не менее, действенное табу. Отсюда проистекали разного рода досадные казусы: скандальные беременности, громкие супружеские измены и прочая стыдная для половозрелых богов поебень. Отдельным абзацем смотрелись неловкие движения местной молодежи навстречу своему трудному счастью. Не задумываясь ни о тактике, ни о стратегии, они кидались в объятия друг-друга, словно на амбразуру дзота. Обычно, Сигюн вся эти хрень казалась смешной до печеночных колик, однако сейчас, глядя, на грызущую ногти Сиф ей, отчего-то, взгрустнулось.
- А он что? – спросила она, терпеливо прочесывая волосы на рекомендованные Фригг 154 раза.
- Ничего, - мрачно буркнула страдалица, - Что он, вообще, в этой девке нашел? Тощая, как коза по весне, плюнь – переломится.
По выражению темных глаз собеседницы, Сигюн догадалась, что плюнуть в эту мишень Сиф хотелось не единожды. Сама асинья была телосложения отнюдь не хрупкого, ньярнова дочка, тоже не чуравшаяся спортивных дисциплин, на фоне статной, кровь с молоком, девицы смотрелась альфкой-недокормышем. По сути, Сиф была второй представительницей местного бомонда, сумевшей выбраться из густых зарослей самцового шовинизма. Однако, в отличие от Фригг, ловко державшей супруга за букинаки, воительница перла напролом, чем немало раздражала мужскую аудиторию.
- Может платья почаще носить?
Сигюн мысленно представила эту машину смерти в платье и молча замотала головой, пытаясь не сбиться со счета.
- А что тогда?
Сто пятьдесят два, сто пятьдесят три, сто пятьдесят четыре, - закончила она про себя и, отложив допотопную щетку из конского волоса, развернулась лицом к асинье.
- Да трахни ты его уже, наконец. Напои и трахни.
- Это… - зарделась Сиф, – это неприлично.
- Ну, - саркастически ухмыльнулась злодейка Сигюн, - ты уж выбирай, подруга, что тебе нужнее - мужик или приличия.
- Надо полагать, это и есть секрет твоего успеха у Локи, - съехидничала раздосадованная собственным инфантилизмом недовалькирия.
- Неа, - великодушно пропустила подначку госпожа посол, - С ним такое не сработает.
- А что сработает?
Желая из первых уст услышать разгадку главной интриги последних дней, Сиф невольно подалась вперед. Кто говорит, что она не девочка, пусть первым бросит в меня камень, - усмехнулась про себя Сигюн, а вслух промурлыкала:
- Любовь.
- Да ну тебя.
- Серьезно.
Она сама не ожидала, что голос на последней реплике так натурально дрогнет, и приготовилась уже, было, развить успех, когда неприступные (согласно декларации и двум дюжим охранникам) врата ее алькова с грохотом распахнулись, внося в их девичьи посиделки тестостероновую правку в лице герра Лафейсона. Его высочество пребывал в очевидном смятении и не сразу заметил, что будущая супруга, собственно, не одна.
- Это какой-то пиздец… - начал было Локи, но подняв, наконец, глаза, увидел скандализированную вступлением Сиф и с лязгом захлопнул челюсти.
- А мы тут болтаем, - кротко заметила Сигюн.
- И о чем же? – осклабился Локи, являя миру чудеса мимической эквилибристики и добрых намерений.
- О любви.
- Вот оно что, - Пересмешник шагнул в их сторону и сухие губы невесомо клюнули рыжую височную прядь, - я, выходит, помешал.
- Нет, - выдавила из себя вконец смущенная всем этим цирком Сиф, - Я пойду, пожалуй.
- Да, - одобрила Сигюн, провожая взглядом затянутую в легкий доспех спину, - потом договорим.
Едва двери захлопнулись, Локи подался назад, заглядывая ей в лицо:
- Любовь? Идиотка, что, до сих пор надеется, что этот полоумный разглядит, таки, в ней женское начало?
- И откуда в тебе столько яду, - расхохоталась довольная представлением Сигюн, - поговорил бы с Тором, помог девочке.
- Могу себе представить, - фыркнул он, - нет, на ближайшую пару лет лимит задушевных бесед исчерпан. Так и передай своему пидороватому родственнику.
Локи хотелось продолжить, но он стерпел. В глубине души Пересмешник и сам понимал, что если за пиар их романтической кампании возьмется душка Бальдр, все будет тип-топ, но одно дело планировать, а другое – полтора часа в обществе мятущейся юности, без права нажать по съебкам. Младший отпрыск Одина обслюнявил ему весь плащ, признаваясь в противоестественном влечении к этому альфскому выродку и, под занавес, попросил политического убежища в Ванахейме. Определенно, царица будет безутешна, а крайним, ясное дело, выставят его. Однако самый лютый кошмар крылся в том, что он был почти готов уступить несчастному дурачку. Все это бабская магия Фригг, будь она неладна. О том, что он мог сам, без влияния каких-либо чар, пожелать добра хоть кому-то из Одинсонов, даже думать не хотелось. Сигюн, рыжая, алчная до сплетен и тайн волчица, меж тем, сидела и ждала продолжения, качая ногой в такт его душевным терзаниям. В этой постановке Локи видел себя ироничным, собранным и весьма коварным, на деле все, как обычно, шло через задницу – его яростно мутило от окружающей обстановки, общей нестабильности и чересчур деятельного родственника невесты. Кстати, пока его нет…
- Что, плохо поговорили? - не выдержала Сигюн.
- Хорошо поговорили, - отмахнулся он, потянувшись за кувшином с вином, - Я был обаяшкой.
- А что тогда было на входе?
- Ничего, - прогудел в золоченый кубок Локи, радуясь, что она не может разглядеть его лицо. Да, весьма коварный, весьма. Он отпустил паузу, шумно глотая перебродившую кровь винограда, - Устал я. Устал и все еще не в курсе, зачем это тебе.
Ставить собеседника в тупик, смущать и нервировать - простые, злодейские радости. Давай, удиви меня, сиятельная.
- Это долгая история, - попыталась соскочить Сигюн.
- Ничего, я как раз никуда не спешу.
- Ладно, - неожиданно быстро сдалась она, - Тогда уж и мне налей, чего там.
Пожизненный предводитель Ванахейского дворянства, он же спикер, он же счастливый отец, он же, временами, господин посол – Хитроумный Ньярн, удостоился столь звучного никнейма отнюдь не за прекрасные свои очи, хотя и они были хороши и вполне себе могли привлечь внимание ономастиков, но - увы, увы. Закрепившись, однажды, на верней ступени ванской демократии, сей примечательный муж исправно обеспечивал себе репутацию множащимися политическими трупами оппонентов. Но даже самые удачливые хищники когда-нибудь да стареют, белоснежные и крепкие клыки их тупятся, и вот они уже не в силах догнать свою антилопу и все окружение, еще недавно певшее им осанну, с лицемерной пичалькой констатирует, что да, дескать, акела промахнулся. Вот и папа Сигюн своей участи в этом плане не избегнул. Его антилопа владела двумя третями ванахеймских верфей, добрым куском суши, пятью парламентскими фракциями и носила богопротивное имя Хегг. В ванахеймском сенате, где голосование велось от имени записанных на каждого представителя владений и территорий, все эти шанежки давали некислую возможность для молодецкого разворота. Одним словом, впереди у Ньярна маячили сомнительные перспективы почетной отставки и декоративного садоводства. Дата очередных выборов нависла над спикером маятником-секирой, раскачиваясь туда-сюда с иезуитской неотвратимостью. И тогда Ньярнсоны, потомственные интриганы и властолюбивые мерзавцы, придумали хитрый план: разбавить сенат обильным собственностью сторонником. Представить себе кого-то более обильного владениями, чем наследный владелец аж целого Йотунхейма было сложно. Оставалось только уговорить высочество на свадьбу, которая обеспечит его правом заседания в ванском парламенте.
- Хитро, - милостиво кивнул Локи, пока рассказчица переводила дух, - Кто придумал?
- Ну, - честно призналась Сигюн, - в основном Леммика.
- Талантливый подлец, - вынужденно признал его высочество, вертя в руках опустевший кубок, - далеко пойдет. Только с чего он взял, что сможет дергать за ниточки?
- Прости?
- Ну, не говори мне, что вам не приходила в голову возможность моей коалиции с противоположной стороной.
- Приходила.
- И?
Сигюн замялась и уставилась в стену.
- Я весь внимание, - Пересмешник аккуратно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. На губах у него блуждала нехорошая улыбка. Где ж тебя носит, чертов Незабудка, - подумала Сигюн и торопливо выпалила:
- Браслеты.
- Что? Повтори громче, я не расслышал.
- Мы снимем с тебя браслеты только после того, как ты, проголосовав, подашь в отставку.
Больше всего на свете ей хотелось зажмуриться и оказаться на другом краю света. Однако вселенское милосердие в тот день, видимо, взяло внеплановый отпуск, поэтому, когда она открыла глаза, клятый йотун все еще глядел на нее с непонятной гримасой на лице.
- Да брось, - внезапно разозлилась Сигюн, - ты сам поступил бы ровно так же. К тому же, ты останешься при своих, ничего не потеряв. Это выгодная сделка.
- Я и не спорю, - кивнул он, убирая пальцы с ее лица, - только знаешь, мне надоело, что все меня считают настолько бесхребетным слизняком, что даже будущая жена пытается кинуть втемную. Я, пожалуй, пас.
С этими словами ее последняя надежда меланхолично двинулся к выходу. Строй мыслей госпожи посла в этот трагический для семейного дела час сделал бы честь любой Орлеанской деве. Дышать, не паниковать, палить из всех орудий. Лилейные щеки оросили, как нельзя кстати, пролившиеся слезы – известный всем признак искренности и душевного смятения. Подобрав дурацкий подол, Сигюн ринулась спасать свой предстоящий брак.
- Пересмешник!
- Ну? – начал Локи, раздраженный ситуацией и нелепым, детским прозвищем, когда в спину ему врезалась мягкая грудь, затылок намок от подозрительной влаги, а дернувшиеся, было, руки обхватили узкие пальцы, на указательном – стальной обод кольца.
- Черт с ним, я сама сниму с тебя эти цацки, только помоги мне.
- И ты мне поверишь?
- Да.
- Ну и дура.
- А какой у меня выбор?
- Разводить фиалки вместе с папашей.
- А ты бы стал?
- Я похож на идиота?
- Неа.
- Ну, слава сущему, значит еще не все потеряно.
Сигюн задумалась и, решив, что уже пора разряжать обстановку, сдержано хихикнула. Колыхнувшиеся от этого дозированного веселья прелести очень некстати напомнили его высочеству о природе взаимоотношения полов, и он поспешил разорвать своеобразные объятья, пока этот досадный факт не стал очевиден второй стороне. Впрочем, ситуации это не улучшило, шмыгающая носом подруга детства, ввиду открывшихся неподконтрольных ему обстоятельств, выглядела… мило. Взяв себя в руки, Локи ляпнул первую пришедшую на ум гадость:
- Вот, кстати, реветь было не обязательно, как-то это не тонко.
- Наверное, - продолжала улыбаться Сигюн, вытирая покрасневшие глаза запястьем, - Оно само, как-то.
Бабы, - с вымученной злостью шагал Лафейсон прочь от опасных покоев. Попадавшаяся по дороге опытная прислуга, при виде опального принца предусмотрительно вжималась в стены.
часть пятая. очень, очень сильно извинительная
... ... в коментах 
