...некоторые вещи кажутся слишком незначительными для Великих, а кошка может знать то, чего не знают Древние Боги (с)
Название: На кромке пустынного берега…
Автор: Llanval (llanval.livejournal.com)
Переводчик: Wild Kulbabka
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Лаувейя и Один.
От переводчика: описанные события разворачиваются задолго до первой главы «Призрака»
читать дальшеНа кромке пустынного берега – одинокая фигура, высокая и стройная, гордая как груз прожитых лет, оставившая при себе собственные рога.
- Твои моря спокойны. Но отражают слишком многое.
- Многое, - согласился Один, стоя плечом к плечу с ётунским Принцем, который снизошел до того, чтобы ради забавы облачиться в иные кости. В разворошенной тишине его вновь преследовала Бестла. Один боролся с памятью о ней, с изогнутой, словно серп луны, линией прибоя, с черным песком и темными водами, густо пахнущими солью. Воспоминания, подобные этому, рвали в клочья губы Одина, крали радость из зрачков его глаз.
- Ты вновь думаешь о ней, ведь так?
- Почему ты не называешь её имени, Наль? – многое не понимал он в Принце, но равнодушие Иглы было лишь мелкой монетой в сравнении с его собственным. – Она была из твоего Дома.
- Нет, - отрезал Принц, и его шипение ножом вонзилось меж позвонков Одина. – Она не принадлежала к моему Дому. Она была грозовым ётуном, из Дома на Краю Мира. Не Бёльторн был её отцом, но Владыка Могилы Громовержца. Между её и моим Домом Кровь, но не Плоть.
- Мне никогда не понять этих загадок.
Наль ответил сыну Бора острым подобно стреле смехом, многократно отраженным эхом, улетевшим прочь над дрожащим стеклом вод величайшего из морей Асгарда.
- Это от того, что ваше наречие никудышно. В нем нет ни полутонов, ни остроумия.
- Жестоко. Игла, ты так жесток. – выдохнул Один, чьи пальцы прикоснулись к острому бедру Принца. Даже здесь, на берегах Асгарда Наль носил одежды своего народа, оставаясь уязвимым для солнца и ветра, и морской соли, беззащитным пред Одином и его прикосновением.
Однако, с Налью все игра, и едва ли у Одина была причина верить, что его спутник поступал так без задней мысли, без скрытой цели.
- О да, не спорю. Однако неужели быть острым не столь приятно, сколь - нежным? Неужели делить ложе с волком хуже, чем с агнцем?
Ответом Нали стали зубы Одина, кусающие тонкие прохладные губы ётуна, пока на них не расцвел крошечный, едва заметный цветок крови, по-медному яркой и горько-сладкой. Рассмеявшись тихо и зло, Игла приоткрыл губы, передавая своё веселье языку Одина. Вкус Принца Ётунхейма был подобен нетронутому белому снегу. И даже в пылу поцелуя Наль не был, не мог стать, ничем иным, как клубком желаний и загадок, способным лишь ускользнуть, ничем не запятнанный, никому не принадлежащий. И губам Одина он подарит не более чем собственный вкус.
О своей медово-молочной жене Один не думал, оставив её прясть и ткать, позволив оберегать покой и довольствие высоких залов Вальхаллы. Эта жестокость не для неё.
- В языке ётунов нет слова для ревности, Скачущий Вперед, - предостерег Наль. – Ни одно живое существо не должно владеть другим.
- И я отвечу тебе, Игла, что во всех Девяти Королевствах, верят в иное, – не резкое возражение, лишь сухое замечание. Один не видел вреда в том, чтобы хранить чужое сердце, хотя возможно…
- Скажешь, что даже Любовь не владеет?
За это белые клыки прикусили его горло, дыхание Зимы обожгло кожу. Возражения Нали жестоки, так же как и его отрицание.
- Не скажу, Один. Но глупо, очень глупо оставить свое сердце в залог другому.
Чувствуя сухость, сдавившую горло, Один рассмеялся. Он мог быть наполовину сыном Зимы, но её Королевство и люди чужды для него. Странные сердца и странные формы, тысячи языков, но один Голос на низко стонущем ветру. Плачущее завывание, петь которое никогда не учила Одина мать.
- А ты, Принц Ётунхейма, ревниво охраняешь нити собственного сердца.
- Не нити, - прошептал Наль. Со скоростью молнии его ладонь толкнула плечо первого сына Асгарда, заставив того неуклюже упасть на прибрежный песок. Один – кроваво-красный плащ, волосы цвета сырой земли. К столь забавному племени принадлежит этот Ас. Несущий тепло, несущий жестокость, не задумываясь и без понимания.
Лаувейе не понадобилось много сил, чтобы вжать старшего бога в песок. Он едва касался губами уха Одина. Дыхание, обжегшее кожу, заставило отчаянно дрожать кости Одина. Столь близко Лаувейя мог почувствовать каждый неласковый спазм, каждое обещание жестокости.
- Не нити, Один Всеотец, - фыркнул Наль, чьи зубы ярки в свете венца асгардской луны.
Один украл слова с губ ётуна и, с силой двинув бедрами, сумел подмять под себя льдисто-кремневого сына Фарбаути. Холодные чресла прижались к теплой коже, острые бедра сжали пояс Аса.
Наль двинулся ему навстречу, его голос настиг Одина подобно дыму, стелющемуся по растрескавшемуся льду, полный жара и скрытой, недоступной иным горечи.
- Цепи. Глупец. Не нити.
Один потянулся к ётуну в поисках вкуса Зимы, затаившегося во влажном волчьем оскале Нали.
От автора: Прощу прощенья за вопиющий недостаток порно, но мой мозг отказался сотрудничать. Каждый раз, когда я стараюсь выписать этих двоих, у меня такое чувство, будто я раскрываю слишком многое из их истории. В следующий раз я напишу рассказ, где они будут только трахаться, обещаю (
- прим. пер.).
Простите, ребята ;~;
От переводчика: Наль, что значит Игла – в старонорвежской мифологии второе имя Лаувейи.
Бестла – в мифологии великашна, дочь ётуна Бёльторна и мать Одина Борсона.
Автор: Llanval (llanval.livejournal.com)
Переводчик: Wild Kulbabka
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Лаувейя и Один.
От переводчика: описанные события разворачиваются задолго до первой главы «Призрака»
читать дальшеНа кромке пустынного берега – одинокая фигура, высокая и стройная, гордая как груз прожитых лет, оставившая при себе собственные рога.
- Твои моря спокойны. Но отражают слишком многое.
- Многое, - согласился Один, стоя плечом к плечу с ётунским Принцем, который снизошел до того, чтобы ради забавы облачиться в иные кости. В разворошенной тишине его вновь преследовала Бестла. Один боролся с памятью о ней, с изогнутой, словно серп луны, линией прибоя, с черным песком и темными водами, густо пахнущими солью. Воспоминания, подобные этому, рвали в клочья губы Одина, крали радость из зрачков его глаз.
- Ты вновь думаешь о ней, ведь так?
- Почему ты не называешь её имени, Наль? – многое не понимал он в Принце, но равнодушие Иглы было лишь мелкой монетой в сравнении с его собственным. – Она была из твоего Дома.
- Нет, - отрезал Принц, и его шипение ножом вонзилось меж позвонков Одина. – Она не принадлежала к моему Дому. Она была грозовым ётуном, из Дома на Краю Мира. Не Бёльторн был её отцом, но Владыка Могилы Громовержца. Между её и моим Домом Кровь, но не Плоть.
- Мне никогда не понять этих загадок.
Наль ответил сыну Бора острым подобно стреле смехом, многократно отраженным эхом, улетевшим прочь над дрожащим стеклом вод величайшего из морей Асгарда.
- Это от того, что ваше наречие никудышно. В нем нет ни полутонов, ни остроумия.
- Жестоко. Игла, ты так жесток. – выдохнул Один, чьи пальцы прикоснулись к острому бедру Принца. Даже здесь, на берегах Асгарда Наль носил одежды своего народа, оставаясь уязвимым для солнца и ветра, и морской соли, беззащитным пред Одином и его прикосновением.
Однако, с Налью все игра, и едва ли у Одина была причина верить, что его спутник поступал так без задней мысли, без скрытой цели.
- О да, не спорю. Однако неужели быть острым не столь приятно, сколь - нежным? Неужели делить ложе с волком хуже, чем с агнцем?
Ответом Нали стали зубы Одина, кусающие тонкие прохладные губы ётуна, пока на них не расцвел крошечный, едва заметный цветок крови, по-медному яркой и горько-сладкой. Рассмеявшись тихо и зло, Игла приоткрыл губы, передавая своё веселье языку Одина. Вкус Принца Ётунхейма был подобен нетронутому белому снегу. И даже в пылу поцелуя Наль не был, не мог стать, ничем иным, как клубком желаний и загадок, способным лишь ускользнуть, ничем не запятнанный, никому не принадлежащий. И губам Одина он подарит не более чем собственный вкус.
О своей медово-молочной жене Один не думал, оставив её прясть и ткать, позволив оберегать покой и довольствие высоких залов Вальхаллы. Эта жестокость не для неё.
- В языке ётунов нет слова для ревности, Скачущий Вперед, - предостерег Наль. – Ни одно живое существо не должно владеть другим.
- И я отвечу тебе, Игла, что во всех Девяти Королевствах, верят в иное, – не резкое возражение, лишь сухое замечание. Один не видел вреда в том, чтобы хранить чужое сердце, хотя возможно…
- Скажешь, что даже Любовь не владеет?
За это белые клыки прикусили его горло, дыхание Зимы обожгло кожу. Возражения Нали жестоки, так же как и его отрицание.
- Не скажу, Один. Но глупо, очень глупо оставить свое сердце в залог другому.
Чувствуя сухость, сдавившую горло, Один рассмеялся. Он мог быть наполовину сыном Зимы, но её Королевство и люди чужды для него. Странные сердца и странные формы, тысячи языков, но один Голос на низко стонущем ветру. Плачущее завывание, петь которое никогда не учила Одина мать.
- А ты, Принц Ётунхейма, ревниво охраняешь нити собственного сердца.
- Не нити, - прошептал Наль. Со скоростью молнии его ладонь толкнула плечо первого сына Асгарда, заставив того неуклюже упасть на прибрежный песок. Один – кроваво-красный плащ, волосы цвета сырой земли. К столь забавному племени принадлежит этот Ас. Несущий тепло, несущий жестокость, не задумываясь и без понимания.
Лаувейе не понадобилось много сил, чтобы вжать старшего бога в песок. Он едва касался губами уха Одина. Дыхание, обжегшее кожу, заставило отчаянно дрожать кости Одина. Столь близко Лаувейя мог почувствовать каждый неласковый спазм, каждое обещание жестокости.
- Не нити, Один Всеотец, - фыркнул Наль, чьи зубы ярки в свете венца асгардской луны.
Один украл слова с губ ётуна и, с силой двинув бедрами, сумел подмять под себя льдисто-кремневого сына Фарбаути. Холодные чресла прижались к теплой коже, острые бедра сжали пояс Аса.
Наль двинулся ему навстречу, его голос настиг Одина подобно дыму, стелющемуся по растрескавшемуся льду, полный жара и скрытой, недоступной иным горечи.
- Цепи. Глупец. Не нити.
Один потянулся к ётуну в поисках вкуса Зимы, затаившегося во влажном волчьем оскале Нали.
~ * ~
От автора: Прощу прощенья за вопиющий недостаток порно, но мой мозг отказался сотрудничать. Каждый раз, когда я стараюсь выписать этих двоих, у меня такое чувство, будто я раскрываю слишком многое из их истории. В следующий раз я напишу рассказ, где они будут только трахаться, обещаю (
- прим. пер.).Простите, ребята ;~;
От переводчика: Наль, что значит Игла – в старонорвежской мифологии второе имя Лаувейи.
Бестла – в мифологии великашна, дочь ётуна Бёльторна и мать Одина Борсона.
@темы: мифология, Фанфик, Лафей, Один/Лафей, Eidolon (Призрак), Один, PG-13
-
-
18.02.2012 в 21:20офигенный фанфик.
СПАСИБО огромное, такой подарок неожиданный!!!
Wild Kulbabka,
-
-
19.02.2012 в 00:57Маленькая зарисовочка.
Автор не знает, войдет ли этот кусочек в окончательный вариант «Призрака». Но он чудо как хорош и отдельно от основной истории.
Они одни.
Долго, слишком долго они не были наедине, и от былой близости не осталось и следа: лишь пепел и ненависть, да тусклое воспоминание о том, что однажды пылало меж ними.
- И что же, Плут, ты хочешь получить в обмен на сердце моего Королевства?
- Что угодно. – прерывисто прошептал Один, задыхаясь от боли. Он не думал, старый дурак, что ему столь дорого обойдется встреча лицом к лицу с Лаувейей, вид отметин, оставленных их войной на теле ётуна. Они не раз ранили друг друга и ранили глубоко. На языке Одина не осталось лжи. Он действительно примет любую предложенную Лаувейей цену, любую мелочь.
Лаувейя фыркнул, мечтая сломать хребет Аса и покончить с этим. И плевать на бойню, которая придет в Ётунхейм, плевать на то, что его Королевство и дети обратятся в прах.
- Все, что угодно, Плут?
Одину казалось, что его шея готова сломиться, но он кивнул, чувствуя себя ломким, подавленным собственными виной и желанием, и давней гордостью, которую он так и не смог избыть, даже получив в подарок от тех девяти дней Взгляд. Когда он чего-то желает, во всей вселенной нет стыда достаточно сильного, чтобы украсть у Одина его страсти.
И сейчас единственным его желанием был Король Ётунхейма.
Лаувейя ухмыльнулся, хитрый изгиб губ не скрывал остроты зубов ётуна, и мягко скользнул в образ, до боли знакомый Одину. Теперь он глядел прямо в лицо Всеотца, не нависая более скалой над Асом. Он знал, что видит сейчас Один: белая кожа, длинные розовые шрамы, густые волосы цвета земли и песка, яркие глаза, чья радужка полна злой гордой желтизны. Худой и жилистый – Ас во всем, кроме сердца.
Один готов искусать свой собственный язык в кровь, но он не уступит и пяди в этой борьбе, цель которой – вновь ранить друг друга, еще больнее и глубже. Он не возьмет то, чего был лишен столь долго, что даже память об этом стерлась, оставив взамен его собственные желания да ложные сожаления. Прикоснуться, заклеймить и взять в погоне за местью и наслажденьем.
- Если на кону Зимнесвет, можешь требовать меня в качестве платы.
Быстрый подобно змее, Один заломил за спину руки Лаувейи, оставляя на запястьях ётуна синяки. Пальцы свободной руки Одина, подобно когтям, сомкнулись на шее Короля.
- Не предлагай то, чего не можешь дать.
Смех Лаувейи – горькое отражение охвативших его чувств.
- И что же из предложенного мной я не могу дать, Убийца? Мое тело принадлежит мне, и я волен поступать с ним, как захочу.
- Наль, - прорычал Один, чувствуя ладонями тепло кожи Короля, ощущая нечто ужасное, притаившееся в жаре его дыхания. Он не прикасался к Лаувейе с тех самых пор, как война между ними переросла в необузданную бойню, а в их сердцах не осталось ничего кроме жажды уничтожить врага. - Игла, ты так жесток.
- Верни ларец моему сыну, оставь Ётунхейм в покое до скончания вселенной, и я пойду за тобой в Асгард.
Это единственный Путь, единственный выбор, который позволит Локи остаться свободным, стать Королем, быть счастливым и недосягаемым для Аса. И ради этого Лаувейя покорится Одину, прикосновению и желанию Одина, его Королевству.
Военный трофей. Наложница. И шлюха.
Но все лучше, чем прожить свободно сотни лет, зная, что позволил принять подобную судьбу любимому сыну, ставшему не более чем женой собственного брата – будто Асы когда-нибудь позволят ётуну восседать на золоченом троне Асгарда.
От переводчика: Легенды утверждают, что Один девять дней провисел на ясене Иггдрасиль, за что получил мудрость и силу.
-
-
19.02.2012 в 01:19О да! Самое смешное, что сексуальности здесь в сто раз больше, чем в обычных дрочилках.
В англоязычном фандоме это называется unresolved sexual tension))
-
-
19.02.2012 в 22:20