Новое рождение

[Thorcommunity]

Название: Новое рождение
Бета: своими руками
Размер: 8152 слов
Пейринг/Персонажи: Тор/Локи, Стив Роджерс/Локи, Тони Старк, Наташа Романова,

Статус: В процессе
Рейтинг: R
Краткое содержание: После Рагнарека боги Асгарда присоединяются к команде Мстителей. Они принимают свое настоящее, но прошлое не оставляет их. Может быть, поэтому Локи однажды уходит. А когда возвращается, должен связать заново нити старой и новой жизни. Впрочем, его способ учреждать новое мало кому нравится.
Примечание: Это продолжение моего фанфика "Мы все не умрем, но изменимся" aascessa.diary.ru/p214888606.htm, но сюжет понятен и так.
Продолжение следует.





— Без магии, — сказал он тогда, — пожалуйста, Локи, я хочу быть с тобой, а не с твоими наваждениями.

— Тебе не нравились мои наваждения?

— Я хочу добраться до тебя. До реальности. До того, что есть. Асгарда больше нет, я не хочу чувствовать его вкус на губах.

— То, что есть, не вызывает любви, братец.

— То, чего больше нет, ты тоже не любил.


Тор знает, что не справедлив - Локи любил Асгард оскорбленной и жадной любовью незаконного сына. Или справедлив, но что значит справедливость в отношениях с тем, кого по справедливости стоило бы повесить?

В хаосе, который царит сейчас на большей половине земли, Тору удалось-таки найти место для беженцев из Асгарда, и сам он туда порой заглядывает. Но дела ведут Хеймдалль и Брунгильда. Тор считает, что в команде мстителей он сейчас нужнее. И Локи нужен именно там, хотя некоторые земляне смотрят на него косо (опять же, по справедливости). Впрочем, Локи умеет питаться чужими недобрыми чувствами, и улыбка его делается ещё ослепительнее, отражая ненависть.

Тор знает, чего хочет, потому что знает, чего следует хотеть: спасти то, что есть, от безымянной безликой сокрушающей силы, которая смыла Асгард и уже приближается к Земле. Сейчас нет ничего важнее. Локи нельзя обвинить в безучастности: он вместе со Старком придумывает какие-то хитрые стратегии, пытается интегрировать магию и науку, если надо, сражается как член команды. Можно сказать, Локи расплатился за свои долги перед Асгардом, но счёт перед Землей все ещё открыт. Однако Локи определенно смотрит в сторону. И Тор не знает, как с той, другой, стороны выглядит судьба остающихся миров.

А не знает этого Тор потому, что так называемые «отношения с Локи» вообще вряд ли являются двусторонними отношениями (дипломатический термин, словечки из амурного языка еще меньше сюда годятся).

Тор опять возвращается в тиски той унизительной минуты, когда он прошептал:

— Я хочу чувствовать тебя из плоти и крови.

А Локи, устав отшучиваться, зло ответил:

— Да ты бы не смог даже прикоснуться ко мне, если бы я был из собственной плоти и крови! Я переделан. Перекроен. Переплавлен. И продолжаю делать это с собой, чтобы быть сколько-то выносимым недозлодеем. В конце концов, я ледяной великан.

— До великана ты не дорос, - ответил Тор.

Ему тяжело думать, что это тело под его рукой, где под горячей кожей как будто и правда текут реки холодной крови, это гладкое и сильное тело – для Локи выдумка, вернее, поверхность, созданная волей Одина, удачный, но дорого обошедшийся проект. Сам Локи с детства знает именно ее, с чем же он не может смириться? Или мало смириться с реальностью, чтобы полюбить ее?

Тор знал, что у этой поверхности есть нутро. Он хватался за это знание. Ведь Локи тогда впустил его в себя. В самом прямом смысле. И тут же он вновь почувствовал холодное веяние наведённого образа:

— Что ты делаешь?
— Ничего дурного, - Локи пытается поймать его губы, — поверь мне.
— Нет.
— Почему?
— Потому что мы — здесь. Здесь и нигде больше.

— Это так интересно — быть здесь?

— Мы должны быть здесь, чтобы спасти то, что у нас осталось.

— Я здесь, — отвечает Локи, — чтобы спасти этот мир, не нужно закапываться в него, как муха в навоз.

— Какого черта! Мы с тобой сейчас в койке - кто здесь муха, а кто – навоз?

Локи не выдерживает и начинает смеяться:

— Зачем же ты взял с собой в койку всю свою планетарную ответственность?

Тор понимает, что кажется смешным. Это его паранойя — Локи заманил его в их странные отношения обманом, чтобы продвинуться дальше на пути магии. «Или чтобы вернуть тебе глаз?» спросит Локи. Или чтобы почувствовать себя живым, когда их мир стал таким мертвым... Стоп, кто именно хочет почувствовать себя живым? Кого поймали на эту приманку? Его, Тора, и поймали, поэтому для него так невыносимо вторжение чужой воли в его сознание — сколь угодно ласковое вторжение...

Когда Локи начал уходить от него? Может, Тор настолько слеп, что придумывает кризис и перелом там, где с самого начала и не было ничего кроме Локи, шедшего по своим таинственным делам сквозь его спальню, сквозь небоскрёб Старка, сквозь одну никудышную планету.

Тор вспоминает странный разговор, который уже не раз заводил Локи - разговор, который Тор не хотел вести, потому что он возвращал его в утраченный мир. И здесь Локи был неприятно дотошен:

— Помнишь старые фрески, которые поступили под новыми, когда пришла Хель? Не думаю, что и они отражают реальность. Возможно, все было еще хуже. Или иначе. И мы можем это вспомнить.

— Мы не можем вспомнить то, чего с нами не было.

— Твоя невинность несколько затянулась. Перечитай Снорри Стурулсона. Впрочем верить ему не надо. Его сбивают с толку даже не плутни богов, а привычные повествовательные паттерны. Но кое-что он понял. Вот, послушай:

«И в тот же миг Ганглери услышал кругом себя сильный шум и глянул вокруг. Когда же он хорошенько осмотрелся, видит: стоит он в чистом поле, и нет нигде ни палат, ни города. Пошел он прочь своею дорогой, и пришел в свое государство, и рассказал все, что видел и слышал, а вслед за ним люди поведали те рассказы друг другу.

Асы же стали держать совет и вспоминать все, что было ему рассказано, и дали они те самые имена, что там упоминались, людям и разным местностям, которые там были, с тем чтобы по прошествии долгого времени никто не сомневался, что те, о ком было рассказано, и те, кто носил эти имена, это одни и те же асы. Было тогда дано имя Тору, и это Аса-Тор Старый».

— Это определённо не я.

— Определенно. Время Асгарда — своего рода последовательность вмятин в одном и том же месте, один виток искажает линию другого. Это была предыдущая или предпредыдущая версия тебя. И тогда ты был выдумщик. Видишь, асы рассказали Ганглери, который вовсе не Ганглери, историю о самих себе, и срочно начали подравнивать реальность под рассказ.

— Пока неубедительно.

— Насколько я понимаю, асы рождались не вполне заново. Их жизнь похожа на миф, который рассказывается поколениями рапсодов, каждый раз заново и каждый раз с изменениями, которые незаметны для рассказывающих. Асы переходили от итерации к итерации, и каждая предыдущая отделялась от последующей почти непроницаемым занавесом забвения. Прежняя жизнь не исчезала, но как будто теряла связь с настоящей, тонула в ней. Как будто... Но теперь после краха Асгарда защитная магия слабеет, и мы можем вспомнить. Только начни.

— Как можно вспоминать то, чего с тобой не было?

— Наши века отложились во внешней памяти, почти неузнаваемые в пересказах полуграмотных жителей земли. Можно навести раппорт между своим сознанием и этими странными историями и вычислить коэффициент искажения. Но даже и с этим искажением в некоторых... вопиющих случаях ... ты услышишь отзыв.

— Отзыв?

— Вопль. Ты пока не знаешь, как вопит узнавание, когда оно себя узнало.

— Ты все это придумал, чтобы доказать себе, что наш Рагнарек не последний?

— Не первый.

— И я ещё думал, что это у меня фантомные боли...

— У меня не фантомные.

— Потому что ты чуток приблизил конец света?

— Спасибо за высокую оценку моих способностей. Но Рагнарек никогда не бывает похож на себя. Те жизни, о которых мы забыли, не включали эту. Но эта наша жизнь включает забытые предыдущие. Жизнь Асгарда поддерживалась многократным забвением. Один не нашёл другого способа справиться...

Локи морщится и щёлкает пальцами в поисках точного слова:

— ...Представь, что слишком много грязи налипло на колёса - колесница вязнет. Колея не отпускает. Нужно начать время с самого начала. Невинными. Один не зря отдал глаз - его мудрость купила нам это время. Но время, многократно прокрученное в колесе забвения, истрепалось и наши страшные сны вырвались наружу.

— Если верить старым рассказчикам, ты всегда был страшным сном.

— И как ты думаешь, нынешний я — худшая или лучшая итерация?

— Посредственной ты быть все равно не согласишься.

После таких разговоров Тору казалось, что Локи сходит с ума. И даже если он прав, что знание о прошлом может изменить в их будущем? Какой бы не была магия Одина, она развеяна. И все же Тора затягивало это сумасшествие, потому что оно, единственное, удерживало их общий мир от полного исчезновения.

*

Но Локи предпочёл сходить с ума в одиночку. Он пропал. Это стало понятно дня через четыре, потому что кратким исчезновениям Локи никто не удивлялся.
То, что испытал Тор, не было похоже на горе потери или разлуки — или он сейчас задним числом отказывается его признавать?— скорей, на страшную усталость, какая, видимо, настигает родных сорвавшегося наркомана. С чем ты придёшь на этот раз, Локи? Как спасать от тебя мир, как спасти тебя от мира?

Проходили месяцы. Та угроза, которая вспыхивала тут и там, подбираясь все ближе, продолжала подбираться ¬– это стало привычным как глобальное потепление или развитие хронической болезни. Исчезновение Локи ничего не изменило. День за днем кольцо вокруг мира сужалось, а реагировать было не на что. Нет нападения - нет обороны. Только разведка. И, может быть, только от недостатка боевой нагрузки, просыпаясь под утро с мокрым и мятым лицом, Тор чувствовал, как Локи болит у него в груди.

*

Тор шёл по коридору и вдруг увидел, что дверь номера Локи (он все не может привыкнуть, что это и есть его дом, и называет их квартиры в небоскребе Старка номерами) приоткрыта. Сердце тяжело отдалось в груди. Номер чистят, чтобы передать кому-то другому?

Он старается, непонятно зачем, тихо открыть дверь и проходит в зал.

....И смотрит, целую вечность смотрит на это лицо – серое как будто от многодневной усталости или боли, исхудавшее и одновременно одутловатое от мешков под глазами – ¬да, Локи, чего бы ты не хотел, это далось непросто или вовсе не далось...

Что-то мешает собрать видимое воедино. Тор ещё несколько секунд не может распознать этот выпадающий элемент, пока, наконец, глаза не побеждают упирающийся мозг. Лишнее — то, что Локи держит на руках — младенец.

— Где ты его взял? - спрашивает он, забыв все остальные свои вопросы.

— Здравствуй, - говорит Локи.

— Ты его украл? Где его родители??

Локи молчит, не пытаясь парировать или шутить, как будто в ступоре, и Тор понимает, что это значит худшее - он сделал что-то, чему даже сам не может подобрать оправдания.

— Они живы?

— Живы, - отвечает, наконец, Локи.

— Так где же они?

— Неважно.

— Ты думаешь, что я смирюсь с таким ответом?

В коридоре раздаётся шум и в гостиную входит Стив с сумками в руках:

— Локи, вот еда и вещи...

Он останавливается, глядя на Тора и продолжает почти не дрогнувшим голосом:

— Привет! Ну, я пойду. Тор, сложишь еду в холодильник?

— Кэп, подожди, — говорит Тор, — скажи, тебя, правда, ничего не удивляет? Или ты знаешь больше чем я?

— Я знаю чуть больше, чем ты, — мягко отвечает Стив, — и меня многое удивляет. Мир, знаешь ли, полон чудес.

Тут младенец издаёт какой-то писк, который сразу переходит в плач. Локи молча уходит в спальню и закрывает за собой дверь. Тор не собирается уходить и чтобы показать это, садится за стол. Стив садится напротив. Плач, дошедший до отчаянных нот, стихает.

— Господи, что он с ним делает? — Тор сжимает кулаки.

— Ну, он знает что делать. Наверно...

— Может, объяснишь, откуда ребёнок?

Стив беспомощно смотрит в сторону спальни. Видно, что он бы хотел телепортироваться сию же секунду, но его щепетильность не позволяет ему оставить Локи на Тора. И это неожиданно оскорбляет Тора больше всего. Как будто он, при всей своей вспыльчивости, не более достоин доверия, чем этот самозваный предводитель читаури.

— Я понимаю, на Земле кризис ценностей, но вряд ли киднеппинг разрешили.

— Киднеппинга не было.

— А что было?

— Вечером Локи все равно придётся встретиться со всеми. Он объяснит.

— К вечеру он придумает в высшей степени убедительную историю.

— Пусть попробует. Я сказал ему, что смогу подтвердить только то, что видел сам.

— Что ты видел?

Вроде бы нормальный вопрос, но Стив, улыбаясь ещё более мягко и утешительно, кладёт ему на плечо свою почти стальную руку:

— Тор, друг мой, я сказал Локи, что не буду лгать. В ответ он попросил не рассказывать ту правду, которая касается только его самого. Я согласился. В общем, мое дело - да, нет, а что сверх того, то от лукавого.

— Что за странная пословица?

— В ней сформулировано достаточно тонкое этическое правило, которому должны были бы следовать христиане. Должны...

— А тебе не кажется, что лукавый - это Локи?

— Но ты все же не уверен?

— Я все же не собираюсь ждать до вечера.

Стив встаёт, как будто пытаясь его опередить, подходит к двери спальни и очень тихо приоткрывает ее. Оборачивается и прижимает палец к губам. Тор подходит и смотрит в щель. Локи спит, прижав к себе младенца - самое противоестественное зрелище в девяти мирах.

*

Вечером они собираются для «мониторинга» (дурацкое словцо Старка). обсуждают карту обнаруженных аномалий, ищут утраченные связи случайных событий, планируют то, что ещё поддаётся планированию. Все уже знают о странном появлении Локи. Тор места себе не находит, остальные несколько взбудоражены, но не слишком - появление Локи во главе армии инопланетных захватчиков наделало когда-то больше шума.

— Ну и где он? — спрашивает Тони, — Не удивлюсь, если Локи выспался и отправился в пятое измерение, оставив нам подкидыша.

— Он же сам подкидыш, да, Тор? — уточняет Клинт.

— Гордые люди сражаются с собственным сценарием, хотя победа в таких делах стоит дороже, чем поражение, — сообщает Старк, не дав Тору открыть рот.

— Я проверила сводки - младенцы не пропадали, — говорит Наташа, — Но это конечно ничего не значит.

Тор вздрагивает. Да, это первое, что пришло ему в голову, но ему неприятно, что другие разделяют его мнение о Локи. Его? Мнение? Господи, да нет у него мнений о Локи, иначе Тор давно бы его убил.

— Вы говорите обо мне — продолжайте, это приятно! — Локи внезапно проделывает путь от двери до кофемашины и вставляет в розетку какой-то приборчик. Он выглядит лучше, чем днём и явно подправил лицо косметикой. Молотобоец внутри Тора кривится, хотя ему ли не быть толерантным... За Локи следует Стив и это почему-то задевает.

— Ну, Шахерезада, где же ты шлялась триста ночей? — восклицает Старк

— Меньше, — поднимает бровь Локи, — вы, что же, не вычеркивали чёрным карандашиком каждый прожитый без меня день?

— И денег на твой счёт не клали.

— Что ж, я давно хотел попрактиковаться в смирении, случая не было.

— Теперь будет, — кивает Старк.

— Спасибо, я уже принял полный курс. И вот я здесь, полностью усмирённый. Если надо будет драться, надеюсь, Тони оплатит бебиситтера. В лаборатории справлюсь и так.

— Напрасные фантазии, — отзывается Клинт, отец трёх детей, — через пару месяцев или около того он начнёт ползать, и в лаборатории будет сплошная химическая свадьба.

— Не он. Она.

— Ура, ещё одна девочка! - улыбается Наташа, - как зовут?

— Бальдри.

— Бальдр — это ведь парень из вашей большой шведской семьи? — уточняет Тони, — которого ты убил?

— Не совсем я.

— То есть не совсем не ты?

— Тот, чьё бремя я ношу, — невразумительно отвечает Локи.


Тор, наконец, справляется с хрипом в горле:

— Важно пока одно. Что это за ребёнок, откуда он и зачем он тебе здесь.

Локи обводит их всех ясным взглядом:

— Это мой ребёнок. А зачем людям дети — слишком обширный вопрос, Тор. Я на ранней стадии исследования и мало об этом знаю.

— Твой ребёнок, — спокойно повторяет Тор немного замороженными губами, — отлично. А где ее мать?

— Ее мать отдала ее мне. Добровольно.

Локи поворачивается к Стиву:

— Скажи им, что она моя.

— Да.

— А все остальное ты можешь подтвердить? — наседает Тор.

Стив тяжело вздыхает и смотрит на Локи. Локи смотрит на Стива.

— Ну... я точно знаю, что никакая женщина не имеет прав на этого ребёнка и не будет на него претендовать. Ее...родитель — Локи.

— Блестящая формулировка, Кэп, — тянет Тони, — когда ты, наконец, состаришься, позову тебя в наш юридический отдел.

Вдруг непонятно откуда раздаётся оглушительный писк. Тор невольно вскакивает. Локи быстро выходит, махнув рукой.

— Что это? — спрашивает Тор.

— Радионяня. Учись, ты теперь дядя, — говорит Клинт.


*

— Извини, что лезу не в свое дело, – Стив действительно смущён, — Но Тор похоже на тебя обижен. Ты пропал, не сказав ему ни слова, а теперь возвращаешься и по-прежнему не говоришь с ним ни слова, как будто пропал он, а не ты.

В это время Бальдри сосет палец Капитана Америки, а Локи имеет возможность забросить внутрь какую-то еду, принесенную Стивом же. Поэтому он ничего не отвечает. Странно было бы, если б доброта Стива осталась дежурить с Локи, а моральная въедливость вдруг отправилась в отпуск на Канары. Ещё более странно было бы объяснять Стиву, кто с кем не говорит, кто они друг другу на самом деле и что собственно все это значит. И что собственно это значит ?..


Стив массирует пяточки Бальдри большим пальцем.

— Он не перестал считать тебя братом. И никогда не перестанет. В конце концов он хотел спасти тебе жизнь, когда никто другой в целом свете этого не желал... и что самое поразительное, он оказался прав, — Стив улыбается несколько криво.

— У тебя болит голова? - спрашивает Локи, — что-то новое?

— Да, вчера, когда поднимал этот чертов мост, приложился. Пройдёт.

Локи протягивает ладонь к его виску, как будто перебирает невидимые запутавшиеся нити, потом легко дергает.

— Господи, как ты это делаешь? - ошарашенно трясёт головой Стив, - Как будто занозу вынул. Ты же можешь творит чудеса в клинике...

— Нет, не могу, — хмыкает Локи, — то есть могу, но это будут чудеса профессиональной магии, которую с успехом заместила профессиональная медицина. Случаев, где нужна первая, а не вторая, не так много.

— Но так легко и просто...

— Здесь другая магия. Частная. Домашняя. Искусство ближнего действия. Она построена на фокусировке эмоции, которая связывает тебя с другим человеком. Эмоцию можно трансформировать в другой вид энергии. Контакт уже есть, тебе нужно только собрать, заострить и точно направить. Могут вылезти побочные эффекты, уж очень сложные чувства держат тех, кто слишком близко подошёл друг к другу.

— Этак можно и голову потерять — в виде побочного эффекта.

— Можно.

— И поэтому ты не хочешь поговорить с Тором?

— Поэтому, — легко соглашается Локи.

Но Стив уже добирается до следующей мысли и она вдруг вгоняет его в краску. Локи знает, что сейчас Стив захочет остаться с ней наедине.

— Отдохни, — говорит Стив, поднимаясь со своим грузом в руках, — Я возьму Бальдри погулять.
— Спасибо. Не забудь бутылочку.

Локи падает на кровать. Последние дни, да что там — недели — только этого он и успевает пожелать. Усталость отделяет его от кучи вещей, о которых стоило бы подумать — хотя бы, чтобы не думать вновь о выборе, о котором он уже достаточно думал, прежде чем его совершить, и который все равно вызывает оторопь. Чудовищные ошибки он совершал и раньше, в этом выборе пугает его чудовищная неотвратимая правота.

Ее не пересмотришь. Поэтому Локи задергивает шторку:

— Я больше не думаю об этом.

Перед тем как провалиться в быстрый сон родителя младенца, Локи успевает подумать ещё только одно: наверно и Стив возненавидит меня как Тор...

*

Тор расшибает кулаком дверь в спальню. И хуже, много хуже — он сидит, прислоня голову к косяку и глотает злые и стыдные слёзы. Зачем это так больно? Боль нужна, чтобы глупый ум и глупое тело не застревали в опасной для них ситуации. Боль говорит: поменяй позицию! Но зачем она там, где ничего не изменишь, где нельзя переменить положение и уклониться от удара? Какая бессмыслица...

Он не будет думать об этой женщине. Наверно красивой. Какая разница. Вряд ли он мог бы состязаться с ней, вряд ли она могла бы состязаться с ним... Он уже успел прочесть о стадиях развития младенцев и даёт Бальдри (почему Бальдри?) месяца два. Значит, эти шашни начались еще до ухода Локи... Поэтому он и ушёл. Он заставил Тора думать о себе как о враге... или как о мертвом... только чтобы не сообщать о своей новой отдельной жизни... Личной... Действительно зачем: ведь это так невинно - иметь личную жизнь, будь она проклята. Но эта женщина ушла... или выгнала его? Выгнала Локи? Вместе с ребенком? Почему нет... Она, может, и не человек вовсе, улетела сейчас на Альфа Центавра и смотрит оттуда флюоресцирующими глазами... Или Локи обхитрил и выставил ее... Даже если и не так, какая бы она ни была, эта женщина, кто может вынести твоё «личное», Локи, если ты сам его не выносишь?..

*

Локи выходит из душа, до которого удалось добраться, потому что Стив зашёл их навестить. Бальдри конечно много спит, но предпочитает делать это на руках у Локи, то и дело просыпается, а лучше всего им спится вместе. Раньше он не думал, что главное желание человека (надо же как-то себя называть, лучше — человеком, а не ледяным великаном), находящегося в критической ситуации, — спать и даже не видеть сны. Желательно — не видеть.

В длинном халате, похожем на мантию, он идет в комнату. Стив встаёт навстречу:

— Знаешь, Бальдри заснула. Я смог ее укачать и положить!

— Маленький шаг для человечества и неоценимый — для человека. Спасибо тебе.

Стив улыбается и вдруг смущённо отводит глаза. Локи тоже смотрит в окно. Огромный безобразный город всеми своими острыми углами погружён в голубое сияние. Это им испортить не удалось. Но даже это можно испортить, непреложный свет весны можно погасить. Ему ли не знать. И если сейчас он знает, что хочет спасти, а не погубить, чего стоило все его прежнее знание о себе? Знай лучше что-нибудь другое.

Он вздрагивает от легкого прикосновения. Стив берет его за рукав и вдруг мягким, но сильным движением поворачивает его к себе:

— Извини, хотел удостовериться. У тебя глаза того же цвета. Небо ещё холодное, но уже весеннее.

— А у тебя — ещё весеннее, но уже растопленное. Пронизанное солнцем. Мы рассчитаны на разную температуру.

Стив продолжает смотреть ему в глаза с какой-то жадной настойчивостью. Локи определенно ничего не делал для этого. Он смотрит на Стива и видит светлые глаза и розовые губы. Красивые глаза и красивые губы.

— Ты очень красивый, — говорит ему Стив потемневшим голосом.

«Ты томишься по своему так и не оттаявшему другу. А я тоже наполовину изо льда. Это причина, если вообще существуют причины. А ещё ты знаешь обо мне то, что разрешает тебе сказать «ты красивый». Этого ты никогда не смог бы сказать ему. Это тоже причина, если вообще бывают причины», — все это Локи успевает подумать, но конечно не говорит.

Стив погружает ладонь в его влажные волосы — кажется, со страхом. Другой рукой он касается плеча Локи под отворотом халата, халат, держащийся на одном только узле пояса, сползает. Стив наклоняется и целует его в ключицу. Он дёргает пояс, халат падает как занавес, Локи стоит обнаженный. Взгляд Стива скользит по его поврежденному, нецелому телу, и Локи соглашается на него. Стив знал, что увидит, и все же захотел это видеть. Вдруг Стив прижимает его к себе:

— Локи, я ... Я не делаю ничего дурного? Скажи мне.

— Дурного — не делаешь, — шепчет Локи куда-то в его шею.

... Потом Стив в таком же порыве невротической заботливости спрашивает

— Тебе не больно?

— Нет, — отвечает Локи, хотя ему больно. Но не от осторожных движений Стива, просто его тело так и не пришло в себя после некоторых опытов, которым он сам его подверг. Стиву об этом знать незачем. Есть вещи сильнее боли — или, наоборот, вещи, которые боль благодетельно загораживает. Упираясь взглядом то в краешек уже почти белого неба, то в пыльный угол дивана, он погружается в состояние сновидного транса, которое не совсем похоже на возбуждение, хотя и заканчивается похожей судорогой. Но в этот самый момент Локи вдруг видит Тора так ярко и так близко, что сон прерывается. Локи вздрагивает.

— Тебе хорошо? — спрашивает Стив.

— Хорошо. А тебе?

Стив улыбается и целует его в щеку. Локи опять ясно видит светлые глаза и розовые губы. И ещё легкость ничем не отягощенной нежности. Да, ему хорошо.

*

Тони разослал то, что Наташа называет «боевым листком». Нужно разъяснить чью-то нехорошую активность в глухом уголке Южной Азии, до которого так и не дотянулись холодные руки государств. Зато горячих рук там хоть отбавляй.

Все уже одевают свою сбрую, когда в комнату врывается несколько запоздавший и запыхавшийся Стив. Он находит взглядом Локи и спрашивает:

— А с кем останется Бальдри?

— Знаешь Анни из пятой лаборатории? Ей нужны деньги и детей она не боится.

— Локи, я думаю, тебе не стоит лететь.

Локи поднимает бровь и продолжает одеваться.

— Локи, у тебя... проблемы со здоровьем.

Локи в упор смотрит на Стива, тот отвечает таким же пристальным взглядом.

— В мире, где изобрели экзокостюмы, это не проблемы, — говорит Локи, улыбаясь, — У Тони кардиостимулятор стоит, но это не заставит его отказаться от хорошей драки.

— Локи, я прошу тебя, — Стив понижает голос на «прошу», — ты ничего не потеряешь.

— Стив, у меня все в порядке.

— Нет, ты хочешь доказать себе, что у тебя все в порядке, — Стив берет Локи за рукав, — Нам нужно выйти.

— Забавно, — вдруг вступает Наташа, — ты говоришь с Локи так, как мужья разговаривали с жёнами в твои сороковые. Сейчас это считается несколько неприличным.

Стив краснеет:

— Поверь, Локи не угнетенная жена и в защите не нуждается.

— Почему же ты так назойливо пытаешься его защитить?


В комнате не осталось человека, который сумел бы не услышать этого разговора. Тони ехидно улыбается. Тор, принципиально игнорирующий Локи, бросает на них тяжелый внимательный взгляд.

— Тор, ты отрастил локоны, — поворачивается к нему Локи, — тебе идёт. Всегда шло.

Тор вскидывает белокурую голову так, что Локи невольно вздрагивает, и спокойно отвечает:

— Спасибо.

*

В джунглях они находят едва ли не город, и производят в нем не просто наркотики и взрывчатку, но какое-то вещество посложнее. Локи собирается сразу по возвращении отправиться в лабораторию и посмотреть, как оно работает. Но сначала надо забрать Бальдри. Она устала, плачет и не может успокоиться, бутылочка не помогает, он долго-долго кружит с ней по комнате, заплетаются ноги, немеют руки, но стоит ему присесть, Бальдри начинает отчаянно кричать.

Он произносит бессвязные слова, потом просто звуки, набредает на какую-то песню, которую не помнит, но пробует во всех возможных вариациях, и когда Бальдри засыпает, он и сам уже не стоит на ногах. Боль, разбуженная полётом, как стрекало, отгоняет от него сон.

— Ты магическое существо, Бальдри, на тебя не удаётся воздействовать магией, — приговаривает он, — дорогая, дорогая, очень дорогая девочка... мое золото, мой нибелунгов клад...

Он краем уха слышит слова, произносимые собственным голосом, и знает, что прежний Локи не нашёл бы в них никакого смысла — в них и нет никакого смысла, одно только движение, вьющее кокон вокруг мерцающего существа в центре.

Он сидит, скорчившись в кресле, боясь поменять положение и не имея сил это сделать, смотрит на планетоподобный очерк этого лба, на глаза сомкнутые так крепко, как будто они никогда никому не откроют свою тайну, когда приходит Стив с ещё мокрыми после душа волосами.

— Ты ведь не ужинал? — говорит он
— Конечно нет.

— Я принёс. Давай я ее отнесу в кровать.

— Она проснётся.

— Если проснётся, я ее усыплю.

Бальдри так себя утомила, что эвакуация проходит для неё незаметно.


— Локи, — говорит осторожно Стив, — извини за сегодняшний разговор. Я наверно слишком давлю.

— Наверно.

— Но видишь ли... Я не перестану беспокоиться. За тебя. За Бальдри.

Локи молчит. Пока молчишь, собеседник продолжает говорить сам с собой и налетает на собственные грабли.

— Получилось глупо... Я чего-то требую, а сам боюсь показать, что я больше, чем просто твой приятель. Я действительно старомоден и мне трудно признать, что я... Хотя я конечно не вижу в этом ничего плохого, просто это... так далеко от всего, что я думал о самом себе... Бывает, что и не знаешь, где ты, а где твоё отражение в зеркале — оно ведь почти как ты, но о тебе ничего не знает. Я многое упустил, потому что смотрел не на другого человека, а в зеркало... хотя думал, что забочусь о нем. И я заботился... Но вслепую, как я теперь понял.

«Ну скажи же «Баки»...» думает Локи.

— Но теперь все не так. Я больше не струшу.

«Нет, не скажет»

— Локи, ты засыпаешь.

— Я посижу пять минут с закрытыми глазами и пойду работать.

Он чувствует, как его вырывают из кресла и несут в постель, но уже не находит ни сил, ни желания спорить с этим.


*

— Это была долгая ссора, и каждый из нас был прав, как это обычно бывает, — Стив заканчивает краткий, но местами уклончивый рассказ о заковианском соглашении, — Хорошо, малыш, что тебя тогда с нами не было. Тебе не пришлось дергаться в этой паутине.

Локи кивает и думает: «Напугал паука паутиной». Стив как будто забыл, как сражался с Локи не на жизнь, а на смерть. Великодушие и эротическая аффектация вместе создали фантом, в котором Локи не узнаёт себя, но поскольку он больше не дорожит этим собой, он благодарен там, где раньше был бы раздражен.

— Ты думал о будущем? Сейчас Бальдри можно носить на себе, а что будет когда она подрастёт? Дом, школа?

Стив смотрит на него сверху вниз, поскольку голова Локи покоится на его коленях.

— Будущего не существует, — отвечает Локи с гораздо большей долей искренности, чем он обычно позволяет себе в разговорах со Стивом.

— Будущего может не быть. Но мы все действуем так, чтобы оно было. Ты не можешь отрицать будущее хотя бы как логическую функцию настоящего.

— Могу. Будущее принадлежит прошлому. Мы всегда уже непоправимо опоздали. Все, что мы делаем в настоящем, мы делаем вслепую, и только когда наши поступки станут прошлым, они покажут свою смертоносную суть.

— Это какой-то бессмысленный фатализм! Допустим, ты можешь ошибаться в дальних последствиях добрых дел или тех, что кажутся добрыми. Но когда ты творишь заведомое зло, как ты можешь не сознавать, что делаешь? — Внезапно Стив вспоминает, с кем говорит, и густо краснеет.

Локи поднимает голову с его колен:

— Ты задал правильный вопрос правильному человеку. То есть как раз неправильному. Я сделал то, что сделал, потому что каждый мой шаг следовал за другим. А тот другой был естественным продолжением предыдущего.

— Ты хочешь сказать, у тебя не было выбора?

— Был. Каждый раз был... Чтобы не обратить в бессмыслицу все уже совершенное, я уничтожал то будущее, которое не оправдывало его. Я ходил по кругу и вытоптал вокруг себя пустыню.

— В какой момент ты перестал ходить по кругу? Ты же перестал?

— Когда я понял, что прошлое воистину существует. Что я служу ему. Я вернулся в обреченный Асгард, не только чтобы быть вместе с Тором, или с народом, которым я когда-то почему-то хотел править. Я вернулся, чтобы принять бремя прошлого, выносить его до конца, как носят ребёнка...

— И что родится у того, кто выносил прошлое?

— Свобода. Искупление. Возможность иного пути.

— Так значит будущее все же существует!

— Знаешь, прошлое – такая обширная земля, гораздо больше Асгарда, и я все ещё не дошёл ...

— Куда?

— Не важно. Прости, я говорил высокопарную ерунду. Вообразил себя на золотом троне, как в детстве. Лучше бы меня воспитывали на скотном дворе.

— Ты лукавишь, — улыбается Стив, — ты не хотел бы на скотный двор.

— Видишь, как я плохо лукавлю. Теряю квалификацию.

*

Примотав Бальдри к спине слингом, Локи пытается вникнуть в устройство веществ, добытых ими в Диком треугольнике. Как будто тень другого порядка едва-едва проступает за обычным узором химического состава — вещь, знакомая ему по занятиям алхимией. Кто или что отбрасывает эту тень?

Он слышит сзади шорох и в невольном раздражении дёргает плечом. Магия не любит, когда ее наблюдают — или нужно загородить ее дымовой завесой цирковых аттракционов.

— Это не опасно? — раздаётся за его спиной голос Тора, — ты не думаешь, что из твоих сосудов выскочит какая-нибудь дрянь?

— Я на первой линии.

— А если не отобьёшься?

— Тогда мы все умрем. Но ведь мы это и планировали, правда?

— Тебе не страшно за неё?

— Мне страшно, — Локи резко поворачивается вместе со стулом, — Я знаю, что каждый мир, в который мы попадаем, кренится и даёт течь. Но может быть, поэтому она и появилась на свет.

— Что это значит?

— Я расскажу потом.

— У нас будет это «потом»?

— Если ты захочешь.

— Я захочу? Разве до этого я не хотел? — Тору не удаётся остаться спокойным.

Локи глубоко вдыхает и говорит то, что пришла пора сказать:

— Тор, поверь, то, что я сделал, имело смысл, но это не делает меня правым перед тобой. Я виноват. Если бы я что-то у тебя украл, я бы вернул вдесятеро. Но сейчас мне нечего вернуть. У меня есть только Бальдри.

Тор смотрит на него с таким выражением лица, после которого выходят прочь, бьют стены или бьют собеседника. Локи закрывает глаза, как будто на них упал отсвет молнии.

— Ладно, давай Бальдри. Хотя бы подержать, — отвечает, наконец, Тор и улыбается.

*

— Знаешь, — говорит Стив каким-то специально ровным и будничным голосом, — приезжает один мой друг... Я упоминал о нем ... Баки Барнс. Он так редко бывает в Нью-Йорке, и вот ... Я наверно уйду завтра, а возможно и послезавтра, и не смогу погулять с Бальдри. Извини.

— Хорошо, — говорит Локи. Но Стиву этого, похоже, не достаточно:

— Он сложный человек. Глупость, конечно, все сложные, но он сложен особым образом. К этому замку почти нет ключей. Я бы очень хотел вас познакомить, но он не особенно общителен и сюда, в башню Старка, не пойдёт без крайней необходимости. Возможно, когда-нибудь потом...

— Наверняка, — отзывается Локи, посылая Стиву мысленный смс «переспи с ним уже».

Стив вздрагивает и заглядывает Локи в глаза.

— Мне иногда кажется, Локи, что я тебе совсем не нужен, — говорит он задумчиво.

— Мне иногда хочется, Стив, чтобы ты был мне нужен поменьше. Но не выходит.

— Я постараюсь прийти пораньше послезавтра.

— Не надо. Может, вам с Баки съездить куда-нибудь вдвоём? Снять домик на озере? Порыбачить, перевернуться вместе в байдарке...

— Ты думаешь?

— Я даже говорю.

— Ты не знаешь, что он за человек...

— Но ты-то знаешь?

Через два дня отсутствия Стив входит в номер Локи, находит его в ванной и буквально набрасывается на него с поцелуями.

— Во мне нет ничего от порноактера кроме мокрой футболки, — протестует Локи, а футболка мокра, поскольку Локи как раз купает Бальдри.

Стив подхватывает Бальдри, она бьет пятками по воде и радостно кричит, Стив делается таким же мокрым, как Локи, и сбрасывает рубашку. Локи вытирает их обоих полотенцем, потом одевает Бальдри, кормит и укачивает ее, а когда возвращается в гостиную, Стив уже открыл вино и разложил еду по тарелкам.

— Знаешь, это так похоже на дом, — говорит Стив.

— На твой дом?

— Мне кажется, у меня никогда не было дома. Я его забыл. Все это — мы с тобой и Бальдри — как будто я подглядываю в окно за чужой счастливой и недоступной жизнью. Я стою в темноте — и только это прозрачное стекло мешает мне войти.

— Если ты видишь внутри самого себя, значит ты вошёл.

— Я хочу войти. Локи, я хочу, чтоб это мы с тобой жили в доме у озера.

— Если в этом мире вообще будут дома и будут озёра... Может быть, они останутся только за стеклом.

— Я знаю, может быть, завтра не будет. Я не собираюсь дезертировать. Да и странный у нас с тобой будет дом — на передовой... Но ты именно тот человек, с которым такое возможно.

— Ты как будто не знаешь, что я за человек.

— Я люблю тебя, Локи.

Локи испытывает неожиданный приступ паники. Он пытается заткнуть ее, а заодно и Стива, поцелуем. Но поцелуя недостаточно, и тысячи поцелуев тоже, они заканчивают где-то на ковре, и Локи, отдавая себя Стиву, почти спокоен: будущего не существует.

Потом они лежат рядом и Стив, повернувшись к Локи, накручивает на палец его длинную прядь.

— Локи, будь моим.

— Что опять? Я только что был твоим! — усмехается Локи.

— Ты же умный, ты понимаешь.

— Я исполню все твои желания, лишь бы они были исполнимыми. Хочешь, наколдую что-нибудь?

— Мне не нужно ничего волшебного. Только самое обыкновенное, человеческое.

И тут Локи понимает, что деваться некуда:

— У меня этого нет.

— У тебя даже ребёнок есть. Так будем семьей?

Локи садится.

— Стив... У тебя есть репутация. Более того, у тебя есть слава. У меня тоже есть... Ты очень хороший человек. Я очень плохой. Ты герой. Я преступник. Это мезальянс, в конце концов.

— Если это и мезальянс, то при очерченных тобой условиях — для меня, а не для тебя, — не без тонкости замечает Стив, — что ты теряешь?

— Подумай, что теряешь ты. Я пытался убить брата и сместить с трона своего приемного отца. Я убил своего настоящего отца, заманив его в наше царство. Потом я пришёл на землю, как ты помнишь, желая ее завоевать. И это ещё самые романтические эпизоды моей биографии. А есть просто грязь. Она пачкает.

— И все же, — задумчиво говорит Стив, — ты выработал столь трезвое понятие о себе, что даже не ищешь оправданий своему злу. Это... обаятельно.

— Десять кардинальных пороков и при них одно маленькое обаяние. Оно не выдержит такого груза.

— Оно не одиноко. Но дело не в этом. А в том, Локи, что все это время ты вёл себя так, что тебя хотелось любить. Ты хочешь, чтобы я любил тебя.

Стив смотрит на него неожиданно цепкими и трезвыми глазами.
И Локи в первый раз чувствует, что у него нет ответа — вернее, нет возможности ответить, не ответив. Нужно сказать почти правду — и обнаженная жестокость фактов отобьёт у Стива желание доискиваться ее полноты.

— Как ты думаешь, почему я вызвал тогда тебя? Не Тора, не Тони, который мог бы привезти специалистов...?

— Ты не хотел, чтобы они знали...

— Да, я не хотел, чтобы они владели моей тайной. Это могло быть опасно и для меня, и для неё. Я не хотел, чтобы у них была власть надо мной, когда у меня самого почти не осталось этой власти.

— А моей власти ты не боялся?..

— Да. Я знал, что ты до смешного порядочный человек. Дело не в том, что кто-то из них не порядочен. Но у каждого возникло бы сильное желание повлиять и были бы для этого основания... Ты же... Я знал, что ты не перейдёшь черты, за которой начинается чужая тайна. Нет, я не ожидал, что ты начнёшь обо мне заботиться. Это был бонус. Но я ему обрадовался, может быть, зря. У меня не было сил, а ты щедро со мной делился. Да, я старался тебе понравиться, а тем временем мне все больше нравился ты. Поэтому нравиться тебе было легко. Ты подошёл к черте незаметно и при моем полном согласии.

— И?

— Все. Я очень тебе благодарен.

Стив молчит... он ждёт следующего слова. Пройдя сквозь бесконечно долгую минуту пустого ожидания, он отводит глаза и начинает собирать свои вещи. Локи тоже одевается и думает, что ничего вплоть до первого падения нельзя отмотать назад. У него вдруг делается горячо где-то во лбу, хочется сказать «прости», но он не говорит этого. Прощение — определенно не то, чего он может просить у людей.

В спальне раздается плач Бальдри.

— Пока, — говорит Стив и идёт к двери

— Пока, — отвечает ему Локи и идёт в спальню.

*
Часть II
Итак, Тор и Локи больше не молчат. Но и не ведут пронзительных и бесполезных разговоров. Не то чтобы Тор принял всерьез лукавое обещание «рассказать позже», ему просто ненавистны сами объяснения и выяснения — сколько не сдабривай их слезами раскаяния, они унизительны не столько для того, кто оправдывается, сколько для того, кто вынужден эти оправдания принимать. Впрочем, Локи бы и не заплакал. Тор не хочет судить Локи и не может его простить — потому что не чувствует себя выше и сильнее его. Локи есть, вот и все. Может, и лучше было бы, если бы его не было, но... нет, Тор не готов считать, что так было бы лучше.

Они могут шутить. Они понимают друг друга — во всем, кроме той чёрной дыры в самом центре, куда Тор не хочет заглядывать, да его и не пускают. Они больше не любовники, но их связь началась задолго до того, как начались и кончились проклятые «отношения»: она выдержала предательство, несколько смертельных схваток и конец света — неужели она рухнет от того, что они не спят вместе? От того, что Локи изменил ему — опять.

И тут Тор чувствует, что в горле опять закипают стыдные злые слёзы. Хватит.

Все кончено, и сам Локи не только изменил, но и изменился. Бессмысленно потрясать старыми клятвами. Зато у Тора есть племянница, и хотя она не может быть природным продолжением их рода, Тор видит в ней явное сходство с Одином. Дети часто похожи на своих стариков; магия, когда-то преобразовавшая Локи, как будто подарила ему способность передавать этот чекан дальше, уже как урожденную особенность.

То ли у Локи со Стивом, то ли у Стива с Локи нелады, они предпочитают больше не оказываться в одной комнате одновременно, и поэтому Бальдри почти всегда с Локи. Тот не любит бебиситтеров и пользуется их услугами очень скупо. Кажется, он чего-то боится, хотя башня Старка — самое безопасное место в этом городе. Вышло так, что Тор как-то начал играть с Бальдри, а это затягивает. В итоге, он каждый день вычесывает из волос засохшее пюре, чем вполне доволен. Он сам предлагает Локи помощь и Локи соглашается.

Они с Бальдри проводят время в общей гостиной, так что Тор не пропустит ничего важного и неважного.
Бальдри уже начала ползать, светло-голубые глаза смотрят прямо и весело, рука тверда, как и нога — в этом Тор убедился, получив пяткой в глаз. Он бросает ей мячик, она с улюлюканьем швыряет его обратно. Шарик улетает на стол, сдвигая скопившиеся бумаги, и Тор видит брошенную кем-то, наверно стрелком, проволочку.
Он садится рядом с Бальдри и сгибает из проволоки фигурки, Бальдри восторженно рычит и тянет проволочку на себя. Вдруг проволока начинает искрить, над ней поднимается золотая радуга, а другая такая же встаёт над головой Бальдри. Тор в ужасе вырывает проволоку из рук Бальдри и бросает на пол. Но Бальдри, вовсе не испуганная, кричит грозное ААА, требуя возвращения хорошей, нескучной вещи. Она тянется к проволоке, рискуя упасть с дивана.

— Что у вас там?

Их общий крик привлекает внимание Наташи, которая читает бесконечные сводки в ноутбуке.

— Помоги, пожалуйста, — говорит Тор нетвердым голосом, — подержи Бальдри.

Наташа держит упорствующую Бальдри на коленях, а Тор с большой осторожностью подбирает проволоку. Он гнёт ее туда и сюда, лижет и нюхает, чувствуя себя при этом немного служебной собакой, но она не выдаёт своей тайны и всячески притворяется проволокой. Тор осторожно, очень осторожно, подносит ее к Бальдри, так, чтобы та не могла прикоснуться. Бальдри с торжествующим воплем кидается вперёд — контакта не происходит, он уверен — но сияющая дуга вновь встаёт над проволокой и соединяет их руки. Короткие золотящиеся волосы Бальдри вновь украшены венцом — воистину золотым. Бальдри смеётся. Она протягивает другую руку, чтобы схватить летучий огонь. Ей не страшно: ее явно не обжигает это пламя. Тор и Наташа онемело смотрят друг на друга. Тор протягивает руку и касается огня. Наташа пытается перехватить Бальдри поудобнее одной рукой, чтобы тоже попробовать это сияние наощупь, но Тор резко говорит:

— Нет, тебе нельзя!

— Почему? Тор...

Тор встаёт. Что-то изменилось в комнате, что-то изменилось в воздухе, как будто потемнело за окном, пискнув, погасли лампы. Он видит, что Наташа побледнела и смотрит на него с оторопью. Вокруг пляшут сотни маленьких молний. Тор понял — и он в гневе, от того, что он понял. Гнев пробуждает бога, а бог находит ответы на свои вопросы и ослепляющая тьма делается белее.

— Оставайся здесь! — говорит он Наташе и слова обрушиваются громом. Где-то лопнула стеклянная дверь.

Наташа, уже о чем-то догадываясь, кричит Тору вслед:

— Только не убивай его!


Тор как молния проходит сквозь этажи и коридоры, врывается в лабораторный отсек Локи. Локи ещё успевает обернуться и побледнеть, но больше он ничего не успевает — Тор хватает его за длинные волосы и обрушивает на пол.

— Что с ней? — кричит Локи, — только скажи, что с ней!

— С ней все в порядке. Она моя дочь. Непорядок с тобой, Локи.

Он тащит неупирающегося Локи в экспериментальный блок, обитый мягкими звукопоглощающими матами, и бросает на пол так, что тот летит до самой стены.

Локи приподымается.

— Сидеть! На колени!

Локи садится на колени. Тор видит в его глазах страх и одновременно странное облегчение, как будто близкое обреченности.

— Ты. Украл. Моего. Ребёнка, — говорит Тор. Сейчас он чувствует себя очень спокойным. В воздухе запах гари.

— Я не крал Бальдри.

— Да, ты ее смастерил. Как мой глаз. Нет, в это я не верю. Искусственное оплодотворение проще. Где эта женщина? Ее мать? Что ты с ней сделал?

— Нет никакой матери. То есть есть... вызови Стива, иначе ты мне не поверишь.

— Я вызову. Потом. Я непременно разберусь во всем до конца. Сейчас я...

Он подходит к Локи. Тот сидит очень бледный, но держит осанку. Он смотрит Тору куда-то в грудь. Видимо, не хочет встретиться с ним глазами. Тор вдруг понимает, что не может просто взять и ударить его.

— Вставай. Дерись!

— Я не буду с тобой драться.

— Будешь. Иначе я тебя сейчас прикончу.

— Можно, я расскажу всю историю, чтобы ты, по крайней мере, знал точно, за что ты меня убьешь?

Локи поднимает голову и неожиданно улыбается ему.

От этой улыбки все тайные стыдные слёзы Тора вдруг превращаются в обжигающий пар. Он чувствует себя ошпаренным изнутри и повинуясь этой боли хватает Локи за грудки, ставит перед собой и бьет куда-то в живот. Огненные круги разрываются в его глазах. Он ждёт удара Локи, он хочет чувствовать боль от этого удара, чтобы иметь право нанести свой, он хочет, чтобы проклятая сила Локи оказалась снаружи, а не внутри, и он мог ответить ей так, как не раз отвечал...
Он ждёт... огненные круги рассеиваются и он видит Локи, лежащего на белом полу. Он не понимает. Что-то красное на руке Локи, рука на животе... Тор опускается перед ним на колени, все ещё не понимая, он отводит руку Локи, перепачканную красным, задирает мокрый край рубахи, расстегивает молнию брюк. Перед ним спускается вниз безобразный извилистый шрам, сделанный будто пьяной, дрожащей рукой. Этот шрам кровоточит.

— Тор, — слышит он странно-ласковый голос сверху и сзади, — Тор дорогой, отойди, пожалуйста, от тела. Сейчас мы погрузим его на каталку и отправим медикам. Всем будет лучше, правда?

Это голос Тони. Но Тор не успевает ответить ему. Легкий укол в плечо и он теряет сознание.

*

Когда Тор просыпается, его голова гудит от транквилизатора. Или это отходняк от бытия богом карающим?

Он пытается поднять руку и обнаруживает, что скован мягкими, удобными, но все же очень крепкими наручниками.

— Какого черта! — почти рычит он. За дверью слышно движение, шёпот, наконец, она открывается и входит Тони.

— Как дела? Голова не болит? — спрашивает Тони заботливо.

— Что-то руки ломит, — отвечает Тор, — прими меры, доктор.

— Сейчас я сниму наручники. Только молнию не включай, у нас кофеварка сгорела.

— Как он?

— Пришёл в себя. Там очень странные повреждения. Не бойся, это не ты их нанёс. Доктора ждут наших пояснений, а не как обычно, мы — их.

— Надо его... допросить. Я не буду распускать руки.

— Надо, надо... у меня к нему тоже есть вопросы. Господи, он мне нужен в лаборатории! У Локи так интересно закручены мозги. Ты даже не представляешь себе как интересно...

— Представляю. Я много лет раскручиваю обратно все, что он закрутил.

— Я так понимаю, у Бальдри нашлись твои гены? Растим перспективную молодую громовержицу?

— С кем Бальдри сейчас?

— Понимаешь, она начала кукситься, мы пытались ее накормить, она устроила бурю. Не ела, кричала, куда-то рвалась, изошла рыданиями. Пришёл Стив и сообщил нам, что ей нужен значимый другой. Раз уж отец Бальдри — ты, дадим Локи этот титул. Сейчас они вместе, в его палате со всеми преимуществами камеры.

— Я не хочу, чтобы она была с ним!

— Поговори со Стивом. Да и посмотри сам...

Тони помогает Тору подняться и едва ли не под руку ведёт его к палате для особо опасных пациентов.

За стеной, прозрачной в одну сторону, он видит, как Локи полулежит, опершись на изголовье кровати, в больничном рубище, сверху прикрытом халатом. На лодыжке браслет с зелёным огоньком, а вот наручников нет. Неудивительно: на Локи, распластавшись и прижавшись к нему всем телом, спит Бальдри. Он обнимает ее двумя руками и смотрит в пустоту перед собой. Зачем он так сидит, ему же нельзя сейчас тяжести на живот, машинально думает Тор и обрывает себя.

— Что у него с лицом? — спрашивает Тор сквозь зубы, — Он что, плакал?

— Шутил как обычно. Но, когда принесли Бальдри, глаза стали мокрые.

— Тор, — говорит ему подошедший Стив, — Тор...

Кажется, он хочет выразить сочувствие, но что-то ему мешает.

— Он любит ее, — наконец, выговаривает Стив, — так, как только можно любить своего ребёнка.

— Это не его ребёнок! Он украл и скрывал ее от меня.

— Он не должен был держать тебя в неведении. Он скрывал правду и от меня тоже. Но он ее не крал. Локи ... родитель Бальдри. В прямом смысле. Он ее родил.

Тор отшатывается от Стива. Тони как-то хищно выдвигает голову, как будто именно алгоритма мужских родов ему не хватало для реализации большого проекта. Наташа присвистывает.

— Стив, ты рехнулся?

— Я понял, что молчать больше нельзя.

— Подожди-подожди... ведь Локи же рожал этого... Слейпнира, — глаза Тони загораются исследовательским пламенем.

— Восьминогого жеребца? И ты в это веришь? Опомнись, ты в университете учился, у тебя степень! — шипит Тор.

— Локи говорил мне, что в людской памяти не все ложь, нужно только вычислить коэффициент искажения для каждой истории, — улыбается Тони.

И вдруг Тор с совершенной ясностью вспоминает свой разговор с Локи: коэффициент искажения, многократные попытки пройти один и тот же квест так, что он становится другим... Они ещё были вместе... Локи ещё не бежал.

— Стив, что именно ты видел? Ну, тогда...

— Он позвонил мне и сказал, что нуждается в моей помощи. Срочно. Просил никому не рассказывать и взять с собой санитарную сумку. Меня же учили медицинскому минимуму ещё на той войне. Когда я приехал в какую-то халупу, заброшенный фермерский дом, Локи был уже совсем плох... его разрывало изнутри — я сначала не понял, решил, это какая-то страшная опухоль. Но она... ходила ходуном. Он попросил поставить чайник, я вышел на кухню, возвращаюсь — а он вскрывает себе живот скальпелем. Я... если честно, я закричал... А он в ответ: возьми таз и простыню... Схватки мешали, рука у него пошла не туда, он сказал: держи и веди ее. Я держал, но не очень справлялся... потом было уже понятней - я перерезал пуповину, обмыл... А Локи тем временем зашивал себя и кричал от боли. Шов получился так себе...

— Но как?!!

— Локи сказал, что это какое-то совмещение природ — другая рождённая тобой в тебе природа позволяет забеременеть, но не родить. Проблема решается хирургически, но решить ее должен сам родитель. Он должен вскрыть сам себя, если хочет, чтобы нечто родилось. Иначе все кончится плохо. Природа страхует себя от неуважения к таинству рождения... как-то так. В общем, магия, но Локи говорил, что это не магия, а знание путей. Не берусь повторить. Он потом отказывался обсуждать это.

— Локи, может, и родил в себе рождающую природу, но без чужого участия все же не обошёлся. Тор, ты сам отдал Локи стаканчик своей спермы для опытов? — спрашивает Тони невинным тоном, — или он ее каким-то образом похитил?

Тор бьет кулаком в стекло. К счастью, он сейчас не в своей божественной ипостаси. Он поворачивает голову и натыкается на пристальный, непреклонный и холодный взгляд Стива.

— Осуждаешь меня, да?

— Нет. Просто теперь я лучше понимаю, почему он ничего не хотел тебе рассказывать.

— Думаешь, ты понимаешь? Про целую жизнь, прожитую друг за друга и друг против друга? Ты это пробовал? Ты думаешь, люди любят и ведут себя прилично, их за это любят и тоже ведут себя прилично, круговорот приличия в природе и есть любовь? Ты представить себе не можешь, как я любил его!

— Как сорок тысяч братьев? — уточняет Тони.

Тор вдруг понимает, что кричит, что сказал лишнее, что все вокруг смотрят на него со стыдливым недоумением, и что сегодня он определенно не способен допрашивать Локи.

— У меня много вопросов. Надо все это обдумать. Давайте встретимся завтра. Устроим Большое жюри нашему талантливому биоконструктору, — говорит, наконец, Тони. Все соглашаются, испытывая облегчение разной степени и веса.

*
Продолжение следует