[Thorcommunity]

Кому-нибудь надо тут фичок про мифологического Локи? Он странный, и я поэтому никак не решусь его хоть куда-то выложить и хоть кому-то показать. Но хочется.

Без названия
Автор:  Beetleshy
Размер: мини, 1697 слов
Пейринг/Персонажи: мифо!Локи
Категория: джен
Жанр: POV, Философия
Рейтинг: G
Краткое содержание: Люди забыли древних богов. Люди смеются над ними — и ни капли их не боятся. Люди не верят в них — и в меня
Размещение: Разрешено в любом виде

Люди забыли древних богов. Люди смеются над ними — и ни капли их не боятся. Люди не верят в них — и в меня. У меня уже очень давно нет причины верить в самого себя, никто не питает мою сущность, никто не произносит моего имени — и меня поэтому как бы нет. Я уснул, я почти умер. Или — не почти. Учитывая то, что последнее, во что они поверили на мой счёт — проклятая змея с её проклятым ядом… я оставался в её очаровательном обществе достаточно долго. Пока они верили в змею. Потом и змеи не осталось, и жена-богиня с её чашей растаяла, всё превратилось в дым и смутные воспоминания — чьи вот только? Я тоже растаял, остался лишь забавной легендой, историей древних времён. Так?

Кто-нибудь ещё верит в Локи?

Нет?

А Локи в себя очень даже верит. Потому однажды и просыпается.

Без тела, без имени, без памяти — так себе божественное существо. Все древние боги, не захотевшие раствориться, теперь просят крови. Шепчут на ухо убийцам свои имена — не истинные, истинных никто не помнит. Наспех придуманные или отобранные у кого-то. Лишь затем, чтобы кровь пролилась не напрасно. Так — уже жертва. Сила. Память. Так мало… Голод. Нетерпение.

Я — голос в голове, что убеждает: «Тебе незачем жить». Я — и есть твоя «депрессия». Ты шагнёшь с высоты, а я заберу твою кровь и твою память. А ты — убьёшь жену из ревности, или ещё какой глупости. А ты…

Я собираю по кусочкам их воспоминаний знание о новом мире. Я собираю из их последних секунд веру в себя. В последние секунды они всегда понимают, что не хотят умирать, понимают, что их убил я. И кто-то, наконец, вспоминает имя, смотрит в небо тускнеющими глазами и выдыхает — «Локи…»

И я немедленно отказываюсь от прочих имён. Я их, кажется, даже забываю. Так никто не делает, даже те, кому достало силы вспомнить своё имя — они называются именами тех, в кого верят люди. Даже если это что-то примитивное, мелкие домашние духи, ворующие ключи и пугающие детей — людская вера ресурс редкий и ценный. Стоящий унижения. Для них — да. Не для меня. Не для Локи.

В конце концов, мне сроду особенно не поклонялись и не служили. Случалось, конечно, что и просили о чём-то, и дары приносили — и ещё кое-что. Но без особого фанатизма. Всегда хватало богов с более спокойным характером. А получать желаемое, по-настоящему его заслуживая — кому какая охота? Можно же просто принести даров.

Потому вы все и погибли. Или превратились в жалкие тени самих себя. Человеческая алчность победила веру. Дары приносились по привычке, а не по вере. Вы слабели, истончались и таяли, вам стало не до людей с их всё более и более наглыми просьбами — и они перестали просить. Они создали себе всемогущего бога и принесли ему в жертву целые армии себе подобных. А вас объявили его противниками, демонами, коими вы в итоге почли за честь быть.

У меня другой путь. У меня он всегда был другим.

Однажды я даю своё имя смертному. Ему просто непреодолимо хочется так себя назвать. Он называет — и на вопросы о том, откуда псевдоним, вскоре начинает отвечать, что Локи — это древнескандинавский бог. И читает старые легенды. И, смеясь, за кружкой пива, рассказывает эти легенды. Я рассказываю их вместе с ним — никто не заметит, а мне хочется кое-что подправить, добавить, и… в общем, мне нужно умолчать кое о чём. Пока. Возрождать древние культы? Вот ещё, я возрождаю исключительно сам себя.

Как скоро моим именем бездумно называет себя немыслимое количество людей? Я всё ещё забавная легенда, не страшно назвать себя, смертного, именем древнего бога — некому гневаться. Но я бы и не стал — это был мой план, мне было необходимо, чтобы меня вспомнили. Их память обо мне — это моя память о себе. Они носят моё имя, словно мухи — заразу, они заставляют вспоминать других — и плевать уже, что повсюду символика их всемогущего бога, любят они всё равно меня. И, засыпая, раздумывают, можно ли меня позвать. Приду ли?

«А кровью напоишь?» — интересуюсь я у одной совсем юной смертной. Ей кажется, что она уже уснула — и снится ей мой светлый образ, сидящий у её кровати. Я понятия не имею, каким она меня видит. Зато — точно знаю, что вовсе она не спит.

«А будешь служить мне?» — я бы спросил это, но я не то, чтобы хочу служения. Поэтому спрашиваю, будет ли любить. Риторический, в общем-то, вопрос. Привычка. Осталась с тех пор, пока был демоном — там добровольно отданное больше ценится. Но, впрочем, я и не собираюсь никого заставлять насильно. Зачем, если этого не требуется?

Она просыпается утром, словно спала в терновом кусте — и думает, что её кошка немного помешалась. Она вспоминает сон, в котором видела меня и рассеянно бормочет под нос, что не отказалась бы увидеть меня снова. Придумывает ритуал вызова, на основе всё тех же легенд. И крови. Почему-то думает, что мне нужны дары, но что мне такое подарить — не знает. Додумывается до отцовского алкоголя и собственных игрушек — она действительно очень юная. Самое ценное, что смогла придумать. Я смеюсь так, что чуть не исчезаю снова, и оставляю это за собой. У неё до конца жизни в доме красивые полочки, на которых всегда алкоголь и игрушки. И моё имя. Рунами — и её кровью. И никаких крестов.

И конечно, она такая не одна. Они начинают встречаться, знакомиться, спорить обо мне и думать обо мне. Сходятся на том, что я красивый — и что у меня рыжие волосы. Кажется, они до этого додумались исходя из суеверия о рыжести ведьм — и из того, что я, вроде бы, как-то с ведьмами связан. Кто-то вспоминает о шрамах на лице — вот уж чего лучше было бы не вспоминать! — но это всё равно из любви, из любви к моей изменчивой, своенравной сути. Я очень быстро понял, что любовь — куда надёжнее веры. Обожание сильнее страха — а меня есть, за что бояться. Любое древнее существо, которое, к тому же, едва не погибло и какое-то время являлось тенью себя самого, есть за что бояться.

Проходит совсем немного времени — для меня — и моё имя известно практически всем. Кто-то возрождает древние культы и воскрешает из небытия моих «собратьев» — ту историю, с которой всё началось. Но люди стали слишком далеки от природы, от тех стихийных сил, которыми управляли эти древние существа. Они пытаются убегать в леса из городов и зажигать костры, они тащат в дома сушёные травы, но стихия перемен, моя стихия, всё равно гораздо сильнее. Потому что они неизбежно возвращаются. Возвращаются в свои коробки из стекла и бетона, внутри которых течёт электричество — уже не разрушительные грозы, а приручённая сила, почти магия. Возвращаются в свои обычные жизни — и я выбираю самых ярких из них. Мне нравятся творческие, талантливые люди, которые не боятся пройти сквозь огонь и убить какую-то часть себя — ради того, чтобы что-то создать. Что-то искреннее, что-то, вероятно, вообще неуместное. Нарушить запреты. Я с удовольствием помогаю им в этом, мне нравится что-нибудь нарушать.

Но иногда меня зовёт чей-то неосторожный голос, чей-то взгляд, не готовый к переменам вовсе, обращается ко мне — и это может кончиться как угодно. Вплоть до смерти. Я давно никого не убиваю, незачем, но они убивают себя сами — позвав меня и отказавшись принять то, что я могу подарить. Давая мне клятвы и нарушая их. И обвиняя меня, если умудрятся выжить. Забавно. Будто это я виноват в их страхе и неумении не лгать самим себе.

Если меня позвать — я ведь могу и прийти, так? Это даёт мне повод прийти к тому, кого я не выбирал. Добрая воля призывать на свою голову разрушения. Я не злой и не был злым никогда, но терпеть их уютные комфортные границы… Я их просто не замечаю. И не то, чтобы много думаю над тем, нужно ли их ломать. Разумеется, нужно, как же иначе. Развеиваю мороки, заставляю смотреть в зеркала.

И что с того, например, что позвавшая меня смертная, очарованная каким-то из моих образов, теперь заикается и спать не может, потому что увидела меня таким, каким на самом деле хотела, а не таким, каким думала, что хочет? Я вообще понятия не имею, что она думала, и что именно увидела — но точно знаю, что увидела она своё истинное желание. Все они видят меня таким, каким действительно хотят увидеть. Кто виноват, что хотят они какой-то кошмар, судя по всему? Я? Да неужели?

Некая Джесс, позвавшая меня из любопытства, увидела подробнейший эротический сон про щупальца гигантского кальмара, которые её насилуют. И знала наутро, что это — моя работа. Не заметить, что я ответил на призыв — задача маловыполнимая, так что, конечно, она знала. И эти щупальца ей снились ещё месяц, что едва не свело её с ума. Потом она соизволила написать об этом в дневник. Я вывел её рукой мысль о том, что ей же понравилось, на самом-то деле, что именно этого она хотела, в конечном итоге. Она задумалась, перечитав. И согласилась. Хотя — уже к вечеру она сожгла дневник и много раз потом предостерегала подруг от того, чтобы со мной связываться. Щупальца ей больше не снились. Клятв она мне не давала, в конце концов, просто позвала. И даже признала, пусть и на крохотный момент, что она получила только то, что хотела. Даже поняла, что совершила ошибку, позвав меня.

Это немного обидно, но далеко не все смертные способны даже на это. Обычно они до последнего пытаются убеждать ими же вызванного бога, что это его фантазии, а не их. Ладно бы только эротические… Я лично не вижу ничего страшного в щупальцах, или что там им ещё видится — но даже я могу понять, почему их это смущает. Совсем смутно, но могу. Впрочем, это не означает, что я более снисходителен от этого понимания, так что никому от того легче не станет — и всё же.

Некий человек, чьё имя я забыл, однажды позвал меня, с целью выяснить о себе правду. То есть, цель у него была — убедиться в своих заблуждениях. А я в таком не помощник — и он получил именно истину. И истина его не устроила. У него была семья. Были дети, что только раздражали его. Была женщина, которую он не любил. Был брат, которому он завидовал и искренне желал смерти. Было дело, которое он ненавидел. Было желание — убить семью, поджечь дом, слышать их крики, наслаждаться ими, чувствовать свою свободу и власть. Я показал ему это — и он испугался этого. Кто виноват? Опять Локи?

Локи немного разозлился. Локи заставил его сделать то, что он хотел, заставил воплотить. После этого он покончил с собой — от страха признать правду. Куда-то вновь призрачной змеёю уполз слух, что он общался со мной, и это я свёл его с ума. Кому-то снова стало любопытно…

Вам ведь тоже любопытно, так?..

Я знаю.