Кусок творчества

[Thorcommunity]

Автор: Джу Смит-младшая
Направленность: слэш
Фэндом: Thor (2011)
Пейринг: Тор\Локи
Рейтинг: R
Жанр: PWP
Размер: мини
Статус: закончен
Отказ от прав: Что не моё, то не моё, не претендую
От автора: Увидев эту сцену, сразу захотела AU. Так вот, данный фик - AU относительно сцены в комнате с зеркалами, когда Тора поймали после неудачной попытки достать Мьёльнир. В некотором роде страдаю описанием очевидного, так что это описание вышеуказанного с моей точки зрения + нечто вроде missing scene. Прощание Локи и Тора немного продлилось. Простите, если получилось слишком OOC и вообще жуть.

Прочитать

По большому счёту, Тору совершенно наплевать на слова, которые говорит ему этот житель Мидгарда. Распинается тут перед ним, расхваливает, что-то спрашивает, перечисляет незнакомые названия… деревень? Городов? Стран? Всё это с удивительной лёгкостью проходит мимо. Тор за свою относительно недолгую жизнь слышал похвалы и поприятнее. От тех, кто был ему дорог, от тех, чьи слова грели сердце и вдохновляли на новые подвиги и свершения.
Тор упорно не смотрит на него. Его мысли занимает другое. На мгновение в голове проскальзывает предположение, что, будь здесь Локи, он бы ехидно прокомментировал эту картину. Назвал бы её “Воин в печали”. Тору, кстати, такое состояние несвойственно абсолютно. Например, когда его коронация внезапно сорвалась, и Один поставил его на место, крикнув: “Ты ещё не король!” – Тор не был в печали. Он был в ярости. Он хотел рвать и метать, он опрокинул стол с яствами и сдуру пошёл чуть ли не войной на весь треклятый Йотунхейм, захватив с собой друзей и того самого Локи. А печаль – это для слабаков.
Эта комната очень скучная. Неприятная. Тору она не нравится, потому что, куда ни брось взгляд, везде он. Он и этот мидгардец. Просто с разных ракурсов. Везде эти зеркала. Тор никогда бы не подумал раньше, что будет настолько не любить зеркала. И своё отражение. В грязной одежде, сломленный, раздавленный. Что ему теперь делать? Он нашёл молот, но даже не может вытащить его. Не может вернуть силу, без которой раньше себя даже не мыслил. Вот уж Всеотец удружил, нечего сказать.
Они почему-то не попытались ограничить его. Знали, насколько он опасен, но всё равно ничего не сделали. Тор не понимает. Там, в странном месте, где его облачили в сорочку, его сочли нужным ещё и сковать какими-то мягкими оковами по рукам и ногам. А здесь нет. А если он ударит этого мидгардца, убьёт (хотя это крайняя мера) и сбежит? Смогут ли они остановить его и сейчас? Настолько уверены в своих силах? Готовы противостоять ему только целой толпой?
Тор поднимает взгляд, только когда слышит вопрос: “Кто ты такой?”. И правда ведь: кто он? Бог? Враньё. Человеческая оболочка, отсутствие молота, возможности пускать гром и молнии, летать. Нет доспехов, нет красного плаща, подаренного Одином. Мидгардец? Ну уж нет! Им он себя точно никогда не признает. Даже если надежды на возвращение в Асгард у него никогда не будет. Он молчит, потому что банально не знает, что ответить. Какие имена у них в чести? Он должен что-то придумать? Соврать?
- Так или иначе, мы узнаем всё, что нам нужно. Мы это умеем, - слегка качнувшись, говорит мужчина. Тихо, спокойно, неторопливо, только что слова не растягивает в аристократичной манере. Тор смотрит на него, не отрываясь, смотрит, пытаясь понять. Этот человек хвалится перед ним своими умениями? Хочет его запугать? О да, найти в какой-то их там мифологии сведения о сыне Одина, Торе-Громовержце – звучит действительно устрашающе. Кара небесная прямо. Ему уже пора начинать бояться? Трястись вместе со стулом? Или, быть может, следует похвалить их за то, что они умеют читать книжки? Не к чести их будет упомянуто, но он научился этому ещё в возрасте семи лет. Раздражение не перестаёт клокотать в грудной клетке, он не усмехается своим мыслям, остаётся всё таким же мрачным.
По помещению разносится странный звук, немного похожий на стрекот кузнечика, но Тор не отвлекается, продолжает прожигать взглядом мужчину, который, склонив голову, на мгновение уделил внимание какому-то предмету. Тор видит его краем глаза, но не переводит взгляд.
-Сиди здесь, - говорит мидгардец и уходит к одному из зеркал, которое является заодно и дверью. В другое время Тор бы разозлился на то, что кто-то, кроме отца, смеет ему приказывать, но сейчас это не имеет особого значения. Снова мелькает желание усмехнуться. Как будто у него есть причина, чтобы отсюда уйти. Как будто ему есть куда уйти, куда возвратиться. Было бы здорово, конечно, но, к огромному его сожалению, это не так.
Как только за мужчиной закрывается дверь, в комнате появляется Локи. Тор не вздрагивает от неожиданности, но отмечает привычное изумление. Восхитительное всё-таки умение эта магия: позволяет тебе увидеть то, чего ты не видел секунду назад. Да что там, и секунды не прошло. Только он моргнул, мимолётное действие, и вот уже перед ним стоит его брат.
Брат одет в мидгардскую одежду, и Тор, уже успев удивиться (“Локи? Что ты здесь делаешь?”), недоумённо отмечает, что ему идёт. В цветовой гамме преобладает зелёный, и это как раз нормально, потому что Тор помнит, что Локи всегда любил этот цвет. Тёмно-зелёное пальто, в тон ему галстук, тёмно-зелёные брюки. И только шарф выбивается из общей картины, но при этом тоже смотрится весьма уместно.
- Надо поговорить, - отвечает Локи, и голос его необычайно тих и серьёзен. На лице это давно знакомое страдальческое выражение, но сейчас оно как будто усиленно чем-то. Тору на мгновение становится страшно, тревожно, и, чтобы заглушить в себе это чувство, чтобы не дать тут же повисшей тишине усилить его, он начинает засыпать брата вопросами.
- Я могу всё объяснить отцу, - подаваясь вперёд, уверяет Тор, но Локи тут же перебивает его: - Отец мёртв.
Локи веселит реакция брата. Такой наивный, простой, открытый, весь как на ладони. Верит. Верит богу обмана и зла. Ну да, сейчас ведь такой момент. Хоть бы не рассмеяться. Хоть бы держать маску печали до самого конца. А внутри всё ликует. Тор, всеми обожаемый и любимый, не знающий унижения, боли и одиночества Тор, сломлен, раздавлен, смотрит на него, не в силах поверить в то, что брат ему говорит. Локи удивляется своей сдержанности. Его даже не трясет от возбуждения. А ведь власть над старшим якобы братом, теперь-уже-не-братом, пьянит, заставляет зелёные глаза мерцать недобро, пугающе мрачно. Но Тор не видит, он как раз склонил голову, пустив скупую мужскую слезу в память об отце.
Локи мысленно сравнивает себя с пауком. Со змеёй привычнее, навеяно ещё другими асами, но сейчас он плетёт ложь, переплетает предложения, словно тонкие нити, между собой, создаёт паутину, большую, красивую, с уникальным узором, предназначенную только для одного. Этот процесс творения всегда ему нравился. Ложь – это ведь особое искусство, чем-то схожее с магией. Магия тоже может создавать альтернативные миры. В одном из них, радующем сердце Локи, Один, утаивавший от него правду, никогда на самом деле не собиравшийся отдавать ему трон, смутно боявшийся его, уже мёртв. Окончательно и бесповоротно.
Локи, довольный тем, что его слова некому опровергнуть, спокойно и обстоятельно отрезает Тору все пути к возвращению. “Нет, ты не можешь уйти отсюда, потому что у нас всё ещё перемирие с Йотунхеймом”. “Нет, ты не можешь уйти отсюда, потому что мать запретила тебе это делать”. Он обрывает робкие предположения Тора своими контраргументами и сдержанно наслаждается его откровенной растерянностью, непониманием. “Как так? Почему? Что же мне теперь делать?” – буквально написано на лице этого светловолосого доверчивого не-бога. Теперь не бога. Да, Один был прав, целиком и полностью: мальчишка.
“Сколько тебе лет, Тор, чтобы так глупо, безрассудно верить брату? Неужели родственные узы имеют такое большое значение для тебя? А если бы ты знал, кто я, так же легко доверял бы мне?”
Мысли ещё больше раздувают пламя злости внутри него, но Локи давно научился держать всё при себе. Скрывать. Подавлять. Не в первый раз. Затаить обиду и копить, копить, превращая её в разрушительную энергию. И неважно, в сущности, что разрушает он не только то, что дорого другим, но и самого себя.
“Не верю, что нельзя найти способ”, - эхом звучит в ушах Локи. “О, нет, милый братец, способ есть, и далеко не один. Я мог бы сам вернуть тебя, но скажи: зачем мне это? Я не получу от этого никакой выгоды. Всё те же подозрительные взгляды твоих извечных дружков и головная боль. А если ты останешься здесь, внимание Одина будет обращено на меня. Потому что рядом с ним встану я. Потому что я никогда не совершу те же глупые ошибки, что и ты”.
- Я пришёл проститься, брат, - говорит Локи и последнее слово выделяет особенной интонацией, но Тор слишком расстроен, чтобы что-то заметить. Локи подходит к нему и нежно касается тонкими пальцами раны под левым глазом. Добавляет, скорбно поджав губы: - Прости меня.
Взгляд Тора полон боли, но мягок. Он не держит на брата зла. Пока. Он поворачивает голову и касается губами изящной ладони. Кончики пальцев Локи чуть подрагивают, он на мгновение прикрывает глаза.
В комнате слышно только шуршание одежды: Локи может щелчком пальцев избавить и себя, и Тора от всего лишнего, но он не хочет торопиться. Мидгардец не вернётся сюда, пока он не позволит, и у них хватит времени не на одно прощание, если потребуется.
Тор смотрит на него, скользит взглядом по изгибам тела, облизывается, дышит тяжело. Локи сам избавляет его от грязной мидгардской одежды, прикасаясь к обнажающимся участкам кожи, лаская пальцами, проводя узкими ладонями, ощущая, насколько он горячий. Тор всегда, по сравнению с ним, во всяком случае, был горячим. Теперь Локи знает, почему, но мотает головой, отбрасывая эти воспоминания прочь. Он должен ненавидеть себя за то, что снова ищет близости с братом, но говорит себе, что это лишь ещё один обманный трюк. Пусть Тор считает, будто всё по-прежнему, будто Локи действительно жаль, будто Локи действительно требуется его прощение. Сейчас уже слишком поздно для подобных слов, но Тору необязательно это знать.
Впервые это случилось, когда Локи было семнадцать. Худой, всё ещё какой-то неловкий и подростково-угловатый, он сжался в ком у себя в комнате и ненавидел весь свет, всхлипывая, зализывая раны. Дружки Тора снова отплатили ему за вполне невинную шутку очень злобным розыгрышем, и не боль, а унижение заставляло его кусать тонкие, почти бескровные губы и продумывать очередной план мести. Вся жизнь Локи, если так посудить, состояла из шуток, которые становились всё более жестокими: как чужих над ним, так и его – над другими.
И Тор, только потом догадавшись, в чём дело (иногда Локи думал, что Фригг случайно всё-таки выронила его из рук, хотя бы один раз, и основной удар пришёлся на голову), вбежал в комнату брата, наплевав на то, что дверь закрыта не просто так, и принялся его успокаивать. Тор, несмотря на всю свою беспросветную глупость и отвратительную эгоцентричность, умел успокаивать. Или, быть может, Локи позволял ему это делать, потому что брат был единственным асом, относившимся к нему иначе.
Именно тогда, когда брат развернул его к себе осторожно, осыпал лицо лёгкими поцелуями и прикоснулся к губам, ни к чему не принуждая, Локи узнал, что Тор может быть нежным. В этом было что-то ироничное, учитывая его чётко выраженную маскулинность, потребность в подчинении и применении грубой физической силы. Локи поддался.
И сейчас он снова ищет близости с ним, снова льнёт к нему, прижимается, жаждет его прикосновений, жаждет ощутить, как широкие ладони погладят его по спине, и вслед за ними по всему телу пройдёт волна жара.
Локи запускает пальцы во всё ещё влажные у основания светлые волосы, прикусывает губу, чтобы не стонать, когда Тор вводит в него смоченные слюной пальцы. Тор ещё с тех лет обращается с ним так, словно Локки – хрустальная статуэтка: стоит сделать неосторожное движение, чуть сильнее сдавить, и она пойдёт трещинами, сломается. Локи немного удивляет и забавляет, а порою раздражает такое отношение. Сейчас – удивляет. Ведь они уже не раз это делали, столько лет прошло, и он вроде пока до сих пор живой и относительно невредимый. Больше он страдал от ниток, прошивавших губы, не дававших открыть рот (пусть это останется на совести “славных воинов”), чем от того, как Тор с ним обращался.
Стул маленький и не сказать чтобы очень удобный, но они оба не жалуются, им не до того. Тор сводит Локи с ума, когда целует жадно, страстно, показывая, как соскучился, а двигается в нём медленно, осторожно, словно всё ещё даёт время привыкнуть. Локи стонет ему в рот, жаждет большего, прогибается, сжимая пальцы в волосах у него на затылке, жмурясь до цветных пятен на обратной стороне век.
Локи жарко, и у него немного кружится голова. Краем глаза он видит собственное отражение, видит румянец на своих ранее бледных щеках, видит, насколько мутен его взгляд и красны губы, которые посасывал и покусывал Тор. Кажется, они даже саднят немного, но Локи это не особо тревожит. Эта лёгкая боль ощущается в комплекте с остальными ощущениями, вплетается, словно ещё одна нить, в большую паутину чувств и приносит больше удовольствия, нежели дискомфорта.
Локи шепчет, как заведённый: “ТорТорТор” – пока тот кусает его в шею, а потом зализывает места укусов, пока рычит что-то непонятное, на древненорвежском, на мидгардском, на торском, на Один знает каком языке, наконец, перестав обращаться с братом, как с ценной вещью, которую нельзя портить. Локи действительно нельзя портить, но умеренную грубость он сейчас только одобрит. Комната с множеством зеркал, каждое из которых искажает их, показывает их в тех же альтернативных мирах, с других углов, наполняется развратным звуком, рождающимся во время секса – шлепком бёдер о ягодицы.
- Так хорошо, - шепчет Локи, и Тор, словно превратившись в ненасытное животное, вторит ему малопонятным рычанием. И Локи тоже кусает его. В щёку, в ухо, в шею, в плечо, именно здесь особенно сильно сжимая зубы, заставляя Тора издать полустон-полукрик, будто желая оставить на нём свой знак. Мой, но не брат. Мой. Только мой, покуда я сам не уничтожу тебя.
Локи кончает первым, сжав мышцы, изогнувшись, запрокинув голову. А потом чувствует, как изнутри его заполняет семя Тора, и обмякает, утыкается лбом в его покусанное плечо, пытаясь восстановить дыхание. Капли пота, стекая по спине, щекочут кожу, он всё ещё немного дрожит, находясь во власти испытанных ощущений. После этого не хочется ничего: ни мстить, ни разрушать, ни причинять боль. Локи ненавидит себя за эту умиротворённость. Или за то, что собирается сделать. А может быть, за всё и сразу, оптом. Он не хочет думать об этом сейчас. В голове блаженная пустота, стыдливая тишина скрылась из комнаты, уступив место редким хриплым вздохам.
Локи надеется, что собирается не слишком поспешно. Не слишком поспешно вытирает их обоих наколдованными салфетками, не слишком резко отстраняется, ощущая, как возвращается привычный холод, не слишком сильно кривится, когда рубашка прилипает к телу. Принять душ. Принять душ и только потом отправляться в Йотунхейм. Любое дело может подождать, пока он окончательно приведёт себя в порядок.
Когда Локи, сокрытый одеждой, словно бронёй, чувствующий себя чуть менее уязвимым, поворачивается к Тору, тот уже одет. Снова сидит на стуле, облачённый в эти ужасно грязные тряпки, и смотрит на него своими васильковыми глазами, словно всё ещё надеется, что брат его вытащит. Локи снова надевает на лицо маску искреннего страдания, смешанного с сожалением.
- Прощай, - говорит он, медленно разворачивается и, сделав несколько шагов, растворяется в воздухе.
- Прощай, - вторит ему Тор бессчётное количество мгновений спустя, и в этот момент в комнату возвращается мидгардец.
- Прощай? – его голос насмешлив. – Я только вернулся.
Но взгляд не-бога уже пуст, Тор безучастен ко всему происходящему. Словно и не уходил этот мужчина. Комната с зеркалами, человек, пытающийся выяснить, кто он (“Кто ты, изгнанный сын Асгарда, сын Одина Всеотца, Громовежец без Мьёльнира?” – вторит вопросу ироничный внутренний голос), терзающие его мысли. Всё как и несколько минут назад. Будто и не было здесь Локи. Будто всё это ему лишь привиделось.