Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Название: Новый трикстер из старого мифа
Автор: Муравьиный лев
Размер: 2144 слова
Форма: аналитическая статья
Канон: мифология, Тор, Мстители
Краткое содержание: В кого только не переиначивался Локи из скандинавских историй – от блохи до тюленя. В 2011-м он превратился в нового себя.
Примечания: Статья написана до выхода "Войны Бесконечности". Все цитаты, прямые и косвенные, взяты из русского перевода фильмов. Данная работа создавалась в рамках флешмоба
#LokiLives
читать дальше
Неизвестно, когда появилось слово «мифолокия». Возможно, в 2011-м, с выходом на экраны первого фильма «Тор». Возможно, намного раньше, под влиянием комиксов. Может быть, еще раньше, в связи с интересом к персонажу Эдд. В любом случае, авторы – ибо до очевидностей додумываются множество людей, независимо друг от друга, но одновременно друг с другом – так вот, авторы этого «термина» удивительно правы. Мифологическая традиция (слагание, создание мифов) живо напоминает скандинавского бродягу и «пришлеца» в своей способности к перевоплощениям. Казалось бы, какие сейчас, к черту, старые мифы? Их, по Н.Гейману, должны вытеснить боги интернета, искусственного разума, нанотехнологий и мегапроектов по освоению космоса. А старые мифы живут себе, меняя обличье, но говоря о тех же, что тысячу лет назад, законах бытия, смерти и возрождения, становления личности и отношений с обществом. Исследователи называют наше время эпохой «новой архаики», отмечая нарастание мифологического элемента в культуре, вплоть до прямого обращения к популярным образам из древних преданий.
В кого только не переиначивался Локи из скандинавских историй – от блохи до тюленя. В 2011-м он превратился в нового себя. Наверняка нового даже по отношению к комиксам. Но о комиксах должен говорить тот, кто их знает, и, надеюсь, когда-нибудь появится и такая статья. Я же предлагаю поговорить о герое Тома Хиддлстона из фильмов Marvel.
Marvel перекроили историю Локи как конкистадоры Америку. Вроде бы, от мифа, кроме имен, ничего не осталось. Но это лишь кажется. На деле, в фильмах происходит не ликвидация, а трансформация мифа, который рассказывается в условиях другого времени и предназначен для иного слушателя.
Все мы знаем, что у мифологических персонажей отсутствуют привычные для нас понятия о добре и зле. «Хороший» не означает благородный, добрый или хотя бы честный. «Хороший» – значит, сильный, удачливый, поддерживающий привычный уклад жизни. Главное – свой. «Плохой» – тот, кто привычный уклад нарушает. Еще хуже (для него), если при этом он не обладает достаточной силой, влиянием или числом сторонников. В мифах это, как правило, кто-то чужой, пришлый. При этом «хороший» и «плохой» могут действовать практически одними и теми же методами. Мифотворцев не смущают коварство Одина или кровожадность Тора, ведь эти качества обращены против великанов, которые мыслились врагами и асов, и людей. Зато Локи воспринимается как «плохой», в силу того, что играет не только «за» асов. То обстоятельство, что он может играть «за» людей, как, например, в фарерской балладе о крестьянском сыне, в расчет не принималось. Почему? Да ведь речь в этой балладе идет о крестьянах, которые с точки зрения сословного общества были не совсем людьми.
История марвеловского Локи с первого фильма как будто сохраняет этот расклад. Локи – плохой в силу инаковости. Он – ётун, воспитанный в семье аса. Ётуны в «Торе» предстают тотальным воплощением зла. Это не столько живые существа, сколько «нежить», обитающая в ледяной метафоре загробного мира.
К слову, зло и в «Торе», и в «Мстителях» подано как чистой воды метафизика. Ётуны, читаури, темные альвы одинаково безличны, жестоки и послушны своим предводителям. Это не характеры – маски, и тем легче зрителю желать и ждать их уничтожения. Целые расы вселенной Marvel – это демонизированный (и мифологизированный) образ врага.
Принадлежа одной из этих рас, Локи наследует ее демоническую природу. В то же время он усваивает, скажем так, культурные ценности Асгарда. Совмещает свойства ётуна и аса, становясь, в полном соответствии с мифами, не только «натуральным», но и метафизическим полукровкой – всегда между добром и злом. И в полном соответствии с мифами оказывается в роли напарника-оппозиционера условно положительного бога.
А вот тут начинается самое интересное.
Почему в новое время Локи противостоит не Одину, а Тору? Только ли потому, что в комиксах, а, тем более в фильмах, сюжет о неродных братьях выбьет из аудитории больше интереса, сочувствия и денег?
Как мы помним, в мифах степень положительности определяется понятиями «свой» и «стоит за порядок». Мифы создавались в традиционных, устойчивых и даже во многом застывших обществах, где нормы поведения и жизненные ценности не менялись не то что веками – тысячелетиями. И в этом «от бога данном» мире бродяга и вечный изгой Локи находится в оппозиции к воплощению устоев – дородному царю асов, отцу многочисленного патриархального семейства, владыке девяти миров и покровителю военной аристократии. Он и побратим Одина, и враг, попутчик и провокатор, а в очень далеких истоках – кровный брат Всеотца, вторая половина близнечного мифа.
Современные киносюжеты рассказываются в эпоху, когда смена взглядов и ориентиров может уложиться в пять-семь лет. Что говорить о глобальных переменах – вспомните, сколько всего поменялось в фандомных сообществах с того же 11-го года. Понятно, что в такой подвижной и изменчивой среде отношение к «своим» и к «порядку» становится не столь однозначным. Все согласны, что мир лучше войны, а налаженная жизнь лучше хаоса и разрушений. Только вот хранителями порядка (те самые «свои») оказываются его же нарушители, изгнанники из собственной среды и анархисты почище любого трикстера (помните фразу Питера Квилла: «Вор, два налетчика, киллерша и маньяк. Кому, как не нам, защищать эту галактику?»). На самом деле, вполне логично, если вспомнить, что в нынешнем обществе практически каждый – в чем-то маргинал и протестант против существующего положения вещей. Массовая культура фиксирует этот процесс, и вот уже Локи превращается в брата-антагониста Тора, который, в свою очередь, сначала выступает в роли провокатора (несанкционированный отцом поход в Ётунхейм), а затем изгоняется Одином из Асгарда. Провокатор, изгнанник – чужак (в мифологическом сознании изгнание на чужбину равно превращению в чужака) – это ведь из классического набора трикстера, не так ли?
Кстати, о классическом наборе. Наряду с другими чертами в нем значатся злоречие, бранчливость, словесная провокация. Интересна в связи с этим речевая характеристика Тора. «Знай свое место!» – брату. «Старый дурак!» – отцу. В «Темном мире» он в лоб спросит Одина: «Чем ты лучше Малекита?» Прямо тезисы к «Перебранке Локи». Сам Локи, между тем, в первом «Торе» подчеркнуто вежлив. Ни одного грубого, резкого слова, даже после того как занял трон. Даже в адрес тех, кому было что высказать. Жаль, что в «Мстителях» эта традиция нарушена, но в линейке «Тора» Локи обходится без чрезмерных резкостей и прямых оскорблений.
Значит ли это, что Тор занял место младшего брата? Нет, как бы ни было велико искушение подвязать к теме фразу громовержца из «Темного мира», обращенную к Локи: «Мы оба шутники!» Шутником-трикстером Тор так и не стал. Его задача – не создавать экстремальные ситуации, чтобы мир менялся, а пытаться сохранить то, что осталось после экстрима. Черты характера и поведения, о которых говорилось выше, появляются у Тора не от того, что он внезапно стал трикстером, а в силу изменившихся представлений общества о границах между добром и злом. На смену привычным героям и злодеям пришли неоднозначные персонажи. Положительные становятся более жесткими и даже жестокими, отрицательные получают в свое распоряжение «хорошие» качества, но и те, и другие выражают протест и движение вперед как его следствие. При этом раскладе трансформация в кино плохиша из мифов становится ни много ни мало новым этапом в развитии образа. Возвращаясь к Локи – его киноверсия не только расширяет, но и обновляет привычные мифологические функции. Посмотрим, какие именно.
В большинстве мифов, где выступает Локи, он не производит впечатления воина. Сражается он лишь дважды: в прошлом боролся с Хеймдаллем за ожерелье Брисингамен; в будущем, во время последней битвы, Локи и Хеймдалль снова сразятся и убьют друг друга. В первый раз даже обошлось без оружия: противники дрались, превратившись в тюленей. Все это никак не стыкуется с заключительным и самым важным мифом скандинавской традиции: историей Рагнарёка. В последней битве Локи не только сражается как воин – он ведет армию как вождь. Его войско несет гибель Асгарду. Не похоже на существо, которое почти не воевало.
В фильмах Marvel эта лакуна восполнена. Понятно, что сделано это в интересах жанра — надо показать больше эффектных боевых сцен, где антагонисты противостоят друг другу. Но интересы жанра на сей раз не ущемили интересы мифологического героя, а, напротив, придали новый колорит. Локи, хотя и уступает в силе большинству соперников, зато сражается много, а, начиная с заключительных сцен «Тора», даже охотно. При этом не всегда его действия приводят к неоправданным жертвам, и не все могут утрамбовать его в пол. В первом «Торе», во время вылазки в Ётунхейм, Локи выручает Фандрала, убив ранившего того великана. Во втором он в одиночку противостоит нескольким темным альвам и успевает уложить их достаточно быстро, чтобы прийти на помощь Тору. В третьем фильме линейки сражается на мосту с воинами Хель. В «Мстителях» Капитан Америка не может одолеть Локи один на один, и только вмешательство Железного Человека решает исход боя в пользу команды, собранной директором ЩИТа. Можно усмотреть в этом режиссерский произвол – или сведение воедино концов, которые не сходятся в мифах. Замечу, что война остается для Локи (в отличие от Тора) неродной стихией, у него даже меча нет (хотя в мифах упоминается меч Леватейн, выкованный в кузнице загробного мира). Но такой Локи способен вести армию, что он и делает в «Мстителях».
Одновременно Злокозненный «прокачивает» свое хитроумие. Если мы обратимся к мифам (не только скандинавским), то увидим, что за немногими исключениями, прославленные ум и коварство трикстеров ограничиваются решением конкретных ситуаций. Встретился с ситуацией (а чаще – вляпался в нее) – придумал, как из ситуации выйти – забыл о ситуации. Так действуют Легба, Гермес, Брикрен. Так поступает и эддический Локи. За исключением «Махабхараты», где война между Пандавами и Кауравами оказывается одной большой хитроумной комбинацией Кришны, похождения трикстеров – игра в один ход, кости вместо шахмат.
А теперь вспомним первого «Тора» и «Мстителей». Да, Локи проиграл обе партии, но это были интересные многоходовые комбинации. План из последовательных, продуманных и самостоятельных действий. Наш трикстер превратился в шахматиста. И теперь, кроме мифологической функции («принеси то, выполни это»), у него появилась цель. Какая?
Кажется, что на протяжении трех фильмов Локи хочет только власти. Но рассмотрим ситуацию внимательнее.
Мифологическим трикстерам властолюбие чуждо. Гермес не только, мойры упаси, не стремится занять трон Зевса, но даже не пытается как-то выделиться перед отцом на фоне других детей громовержца. То же самое – египетский Тот, Легба у йоруба, ирландский Брикрен. Они могут выходить из повиновения, дерзить, нарываться, но власть им не нужна. Даже Кришна, царь по рождению, спокойно отказывается от знаков первенства, становясь возничим у Арджуны. Мифологический Локи – не исключение. О чем он точно не думает, так это о троне Всеотца.
Такое отсутствие властолюбия может показаться признаком независимости: мол, трикстер игнорирует все эти игрушки, понимая, что собственная свобода дороже. Вот только со свободой как раз и проблема: трикстер всегда в подчинении у старших богов или героев. Они могут ему угрожать, приказывать или смеяться над ним. Между тем, у трикстера есть несомненное право на царское достоинство (он приходится родственником царю, занимает место в царском совете, выполняет типичные задания царского сына и тому подобное). Трикстер всегда немного Ослиная Шкура. В мире, где складывались старые мифы, это всех устраивало. В мире новых мифов ситуация меняется. Тот, кто находился в подчинении, восстает и заявляет о давно забытых правах. И добивается своего, дважды побывав на троне.
И вот здесь, именно здесь, в роли царя, а не в многочисленных интригах, наиболее ярко проявляется двойственная природа Локи. С одной стороны, он выглядит тем ненастоящим, временным королем, которого выбирали участники карнавала. В «Рагнарёке» вернувшийся в Асгард Тор попадает в обстановку, близкую карнавальной. Скрывшись под личиной Одина, Локи ходит в халате, получает удовольствие от явно фарсового представления и вишенкой на торте этого фарса сияет золотая статуя самому себе. Но давайте вспомним: разудалые короли карнавалов ведут свое происхождение от совсем не смешного ритуала принесения в жертву царя или его «заместителя». Гибель от руки Алгрима, подлинная или мнимая, – суть жертвоприношение, пройдя через которое Локи получает право на трон, становясь настоящим царем, пусть и в чужом обличье. Характерно, что настоящие беды Асгарда в третьем «Торе» начинаются после того, как Локи утрачивает власть.
Наконец, четыре увиденных нами фильма «возвращают» Локи семью, упоминания о которой часто встречаются в старых сказаниях, но о которой мы по существу ничего не знаем. В кино сын Лаувейи и брат Бюлейста действительно становится сыном и братом, обретая пусть «подменных», но родственников, с которыми выстраиваются определенные отношения. И даже воспоминание о Сигюн из мифов явственным отблеском ложится на экранный образ Фригги (ее желание смягчить заключение приемного сына в «Темном мире» – не та ли самая чаша, что держит над Локи верная жена?) Изрядно измененная по сравнению с мифами семья Локи открывает еще одну грань трикстера. Приемные дети, они ведь тоже всегда на грани между «своими» и «чужими». Но если в мифах «пограничье» воспринимается как естественное состояние, судьба, то в мире Marvel оно подпитывает стремление Локи изменить ситуацию. Даже будучи отвергнутым, даже бросаясь из крайности в крайность, Локи продолжает мифологическую традицию и из фильма в фильм делает что-то существенное для Асгарда (разрушает Ётунхейм, перенаправляет армию читаури на Мидгард, помогает одолеть Малекита, участвует в спасении асгардцев от воинов Хель). В этих его действиях кроется ответ на вопрос, зачем Локи нужна власть. Доказывая, что он рожден править, Локи доказывает Асгарду свою полезность. Да, как ни покажется странным, именно это – его цель. И что характерно – «старый», привычный, мифологический Асгард отторгает Локи как «чужого». Асгард все потерявших беженцев – принимает и примиряется. Пережив катастрофу, асгардцы в «Тор: Рагнарёк» уподобляются приемному сыну Одина. Теперь они все, включая положительного героя – в «пограничье».
Старые мифы не знают хэппи-энда. Нам могут не рассказать, как родился или женился мифологический персонаж, но обязательно сообщат о его гибели. Трансформирует ли новый миф и эту традицию, или сохранит ее, покажет «Война Бесконечности», которую одни ждут с нетерпением, другие – с опасением. Но даже если история марвеловского Локи завершится в нынешнем году, она останется ярким и крайне любопытным примером развития давно знакомого образа. Трикстер изменился и – в чем-то изменил своего зрителя.
Разве не этого желал бы Локи из старых скандинавских сказаний?
Автор: Муравьиный лев
Размер: 2144 слова
Форма: аналитическая статья
Канон: мифология, Тор, Мстители
Краткое содержание: В кого только не переиначивался Локи из скандинавских историй – от блохи до тюленя. В 2011-м он превратился в нового себя.
Примечания: Статья написана до выхода "Войны Бесконечности". Все цитаты, прямые и косвенные, взяты из русского перевода фильмов. Данная работа создавалась в рамках флешмоба
#LokiLives
читать дальше
Неизвестно, когда появилось слово «мифолокия». Возможно, в 2011-м, с выходом на экраны первого фильма «Тор». Возможно, намного раньше, под влиянием комиксов. Может быть, еще раньше, в связи с интересом к персонажу Эдд. В любом случае, авторы – ибо до очевидностей додумываются множество людей, независимо друг от друга, но одновременно друг с другом – так вот, авторы этого «термина» удивительно правы. Мифологическая традиция (слагание, создание мифов) живо напоминает скандинавского бродягу и «пришлеца» в своей способности к перевоплощениям. Казалось бы, какие сейчас, к черту, старые мифы? Их, по Н.Гейману, должны вытеснить боги интернета, искусственного разума, нанотехнологий и мегапроектов по освоению космоса. А старые мифы живут себе, меняя обличье, но говоря о тех же, что тысячу лет назад, законах бытия, смерти и возрождения, становления личности и отношений с обществом. Исследователи называют наше время эпохой «новой архаики», отмечая нарастание мифологического элемента в культуре, вплоть до прямого обращения к популярным образам из древних преданий.
В кого только не переиначивался Локи из скандинавских историй – от блохи до тюленя. В 2011-м он превратился в нового себя. Наверняка нового даже по отношению к комиксам. Но о комиксах должен говорить тот, кто их знает, и, надеюсь, когда-нибудь появится и такая статья. Я же предлагаю поговорить о герое Тома Хиддлстона из фильмов Marvel.
Хороший, плохой, чужой
Marvel перекроили историю Локи как конкистадоры Америку. Вроде бы, от мифа, кроме имен, ничего не осталось. Но это лишь кажется. На деле, в фильмах происходит не ликвидация, а трансформация мифа, который рассказывается в условиях другого времени и предназначен для иного слушателя.
Все мы знаем, что у мифологических персонажей отсутствуют привычные для нас понятия о добре и зле. «Хороший» не означает благородный, добрый или хотя бы честный. «Хороший» – значит, сильный, удачливый, поддерживающий привычный уклад жизни. Главное – свой. «Плохой» – тот, кто привычный уклад нарушает. Еще хуже (для него), если при этом он не обладает достаточной силой, влиянием или числом сторонников. В мифах это, как правило, кто-то чужой, пришлый. При этом «хороший» и «плохой» могут действовать практически одними и теми же методами. Мифотворцев не смущают коварство Одина или кровожадность Тора, ведь эти качества обращены против великанов, которые мыслились врагами и асов, и людей. Зато Локи воспринимается как «плохой», в силу того, что играет не только «за» асов. То обстоятельство, что он может играть «за» людей, как, например, в фарерской балладе о крестьянском сыне, в расчет не принималось. Почему? Да ведь речь в этой балладе идет о крестьянах, которые с точки зрения сословного общества были не совсем людьми.
История марвеловского Локи с первого фильма как будто сохраняет этот расклад. Локи – плохой в силу инаковости. Он – ётун, воспитанный в семье аса. Ётуны в «Торе» предстают тотальным воплощением зла. Это не столько живые существа, сколько «нежить», обитающая в ледяной метафоре загробного мира.
К слову, зло и в «Торе», и в «Мстителях» подано как чистой воды метафизика. Ётуны, читаури, темные альвы одинаково безличны, жестоки и послушны своим предводителям. Это не характеры – маски, и тем легче зрителю желать и ждать их уничтожения. Целые расы вселенной Marvel – это демонизированный (и мифологизированный) образ врага.
Принадлежа одной из этих рас, Локи наследует ее демоническую природу. В то же время он усваивает, скажем так, культурные ценности Асгарда. Совмещает свойства ётуна и аса, становясь, в полном соответствии с мифами, не только «натуральным», но и метафизическим полукровкой – всегда между добром и злом. И в полном соответствии с мифами оказывается в роли напарника-оппозиционера условно положительного бога.
Если где-то пахнет бунтом, значит, рядом бродит трикстер
А вот тут начинается самое интересное.
Почему в новое время Локи противостоит не Одину, а Тору? Только ли потому, что в комиксах, а, тем более в фильмах, сюжет о неродных братьях выбьет из аудитории больше интереса, сочувствия и денег?
Как мы помним, в мифах степень положительности определяется понятиями «свой» и «стоит за порядок». Мифы создавались в традиционных, устойчивых и даже во многом застывших обществах, где нормы поведения и жизненные ценности не менялись не то что веками – тысячелетиями. И в этом «от бога данном» мире бродяга и вечный изгой Локи находится в оппозиции к воплощению устоев – дородному царю асов, отцу многочисленного патриархального семейства, владыке девяти миров и покровителю военной аристократии. Он и побратим Одина, и враг, попутчик и провокатор, а в очень далеких истоках – кровный брат Всеотца, вторая половина близнечного мифа.
Современные киносюжеты рассказываются в эпоху, когда смена взглядов и ориентиров может уложиться в пять-семь лет. Что говорить о глобальных переменах – вспомните, сколько всего поменялось в фандомных сообществах с того же 11-го года. Понятно, что в такой подвижной и изменчивой среде отношение к «своим» и к «порядку» становится не столь однозначным. Все согласны, что мир лучше войны, а налаженная жизнь лучше хаоса и разрушений. Только вот хранителями порядка (те самые «свои») оказываются его же нарушители, изгнанники из собственной среды и анархисты почище любого трикстера (помните фразу Питера Квилла: «Вор, два налетчика, киллерша и маньяк. Кому, как не нам, защищать эту галактику?»). На самом деле, вполне логично, если вспомнить, что в нынешнем обществе практически каждый – в чем-то маргинал и протестант против существующего положения вещей. Массовая культура фиксирует этот процесс, и вот уже Локи превращается в брата-антагониста Тора, который, в свою очередь, сначала выступает в роли провокатора (несанкционированный отцом поход в Ётунхейм), а затем изгоняется Одином из Асгарда. Провокатор, изгнанник – чужак (в мифологическом сознании изгнание на чужбину равно превращению в чужака) – это ведь из классического набора трикстера, не так ли?
Кстати, о классическом наборе. Наряду с другими чертами в нем значатся злоречие, бранчливость, словесная провокация. Интересна в связи с этим речевая характеристика Тора. «Знай свое место!» – брату. «Старый дурак!» – отцу. В «Темном мире» он в лоб спросит Одина: «Чем ты лучше Малекита?» Прямо тезисы к «Перебранке Локи». Сам Локи, между тем, в первом «Торе» подчеркнуто вежлив. Ни одного грубого, резкого слова, даже после того как занял трон. Даже в адрес тех, кому было что высказать. Жаль, что в «Мстителях» эта традиция нарушена, но в линейке «Тора» Локи обходится без чрезмерных резкостей и прямых оскорблений.
Значит ли это, что Тор занял место младшего брата? Нет, как бы ни было велико искушение подвязать к теме фразу громовержца из «Темного мира», обращенную к Локи: «Мы оба шутники!» Шутником-трикстером Тор так и не стал. Его задача – не создавать экстремальные ситуации, чтобы мир менялся, а пытаться сохранить то, что осталось после экстрима. Черты характера и поведения, о которых говорилось выше, появляются у Тора не от того, что он внезапно стал трикстером, а в силу изменившихся представлений общества о границах между добром и злом. На смену привычным героям и злодеям пришли неоднозначные персонажи. Положительные становятся более жесткими и даже жестокими, отрицательные получают в свое распоряжение «хорошие» качества, но и те, и другие выражают протест и движение вперед как его следствие. При этом раскладе трансформация в кино плохиша из мифов становится ни много ни мало новым этапом в развитии образа. Возвращаясь к Локи – его киноверсия не только расширяет, но и обновляет привычные мифологические функции. Посмотрим, какие именно.
Царь и воинский начальник
В большинстве мифов, где выступает Локи, он не производит впечатления воина. Сражается он лишь дважды: в прошлом боролся с Хеймдаллем за ожерелье Брисингамен; в будущем, во время последней битвы, Локи и Хеймдалль снова сразятся и убьют друг друга. В первый раз даже обошлось без оружия: противники дрались, превратившись в тюленей. Все это никак не стыкуется с заключительным и самым важным мифом скандинавской традиции: историей Рагнарёка. В последней битве Локи не только сражается как воин – он ведет армию как вождь. Его войско несет гибель Асгарду. Не похоже на существо, которое почти не воевало.
В фильмах Marvel эта лакуна восполнена. Понятно, что сделано это в интересах жанра — надо показать больше эффектных боевых сцен, где антагонисты противостоят друг другу. Но интересы жанра на сей раз не ущемили интересы мифологического героя, а, напротив, придали новый колорит. Локи, хотя и уступает в силе большинству соперников, зато сражается много, а, начиная с заключительных сцен «Тора», даже охотно. При этом не всегда его действия приводят к неоправданным жертвам, и не все могут утрамбовать его в пол. В первом «Торе», во время вылазки в Ётунхейм, Локи выручает Фандрала, убив ранившего того великана. Во втором он в одиночку противостоит нескольким темным альвам и успевает уложить их достаточно быстро, чтобы прийти на помощь Тору. В третьем фильме линейки сражается на мосту с воинами Хель. В «Мстителях» Капитан Америка не может одолеть Локи один на один, и только вмешательство Железного Человека решает исход боя в пользу команды, собранной директором ЩИТа. Можно усмотреть в этом режиссерский произвол – или сведение воедино концов, которые не сходятся в мифах. Замечу, что война остается для Локи (в отличие от Тора) неродной стихией, у него даже меча нет (хотя в мифах упоминается меч Леватейн, выкованный в кузнице загробного мира). Но такой Локи способен вести армию, что он и делает в «Мстителях».
Одновременно Злокозненный «прокачивает» свое хитроумие. Если мы обратимся к мифам (не только скандинавским), то увидим, что за немногими исключениями, прославленные ум и коварство трикстеров ограничиваются решением конкретных ситуаций. Встретился с ситуацией (а чаще – вляпался в нее) – придумал, как из ситуации выйти – забыл о ситуации. Так действуют Легба, Гермес, Брикрен. Так поступает и эддический Локи. За исключением «Махабхараты», где война между Пандавами и Кауравами оказывается одной большой хитроумной комбинацией Кришны, похождения трикстеров – игра в один ход, кости вместо шахмат.
А теперь вспомним первого «Тора» и «Мстителей». Да, Локи проиграл обе партии, но это были интересные многоходовые комбинации. План из последовательных, продуманных и самостоятельных действий. Наш трикстер превратился в шахматиста. И теперь, кроме мифологической функции («принеси то, выполни это»), у него появилась цель. Какая?
Кажется, что на протяжении трех фильмов Локи хочет только власти. Но рассмотрим ситуацию внимательнее.
Мифологическим трикстерам властолюбие чуждо. Гермес не только, мойры упаси, не стремится занять трон Зевса, но даже не пытается как-то выделиться перед отцом на фоне других детей громовержца. То же самое – египетский Тот, Легба у йоруба, ирландский Брикрен. Они могут выходить из повиновения, дерзить, нарываться, но власть им не нужна. Даже Кришна, царь по рождению, спокойно отказывается от знаков первенства, становясь возничим у Арджуны. Мифологический Локи – не исключение. О чем он точно не думает, так это о троне Всеотца.
Такое отсутствие властолюбия может показаться признаком независимости: мол, трикстер игнорирует все эти игрушки, понимая, что собственная свобода дороже. Вот только со свободой как раз и проблема: трикстер всегда в подчинении у старших богов или героев. Они могут ему угрожать, приказывать или смеяться над ним. Между тем, у трикстера есть несомненное право на царское достоинство (он приходится родственником царю, занимает место в царском совете, выполняет типичные задания царского сына и тому подобное). Трикстер всегда немного Ослиная Шкура. В мире, где складывались старые мифы, это всех устраивало. В мире новых мифов ситуация меняется. Тот, кто находился в подчинении, восстает и заявляет о давно забытых правах. И добивается своего, дважды побывав на троне.
И вот здесь, именно здесь, в роли царя, а не в многочисленных интригах, наиболее ярко проявляется двойственная природа Локи. С одной стороны, он выглядит тем ненастоящим, временным королем, которого выбирали участники карнавала. В «Рагнарёке» вернувшийся в Асгард Тор попадает в обстановку, близкую карнавальной. Скрывшись под личиной Одина, Локи ходит в халате, получает удовольствие от явно фарсового представления и вишенкой на торте этого фарса сияет золотая статуя самому себе. Но давайте вспомним: разудалые короли карнавалов ведут свое происхождение от совсем не смешного ритуала принесения в жертву царя или его «заместителя». Гибель от руки Алгрима, подлинная или мнимая, – суть жертвоприношение, пройдя через которое Локи получает право на трон, становясь настоящим царем, пусть и в чужом обличье. Характерно, что настоящие беды Асгарда в третьем «Торе» начинаются после того, как Локи утрачивает власть.
Наконец, четыре увиденных нами фильма «возвращают» Локи семью, упоминания о которой часто встречаются в старых сказаниях, но о которой мы по существу ничего не знаем. В кино сын Лаувейи и брат Бюлейста действительно становится сыном и братом, обретая пусть «подменных», но родственников, с которыми выстраиваются определенные отношения. И даже воспоминание о Сигюн из мифов явственным отблеском ложится на экранный образ Фригги (ее желание смягчить заключение приемного сына в «Темном мире» – не та ли самая чаша, что держит над Локи верная жена?) Изрядно измененная по сравнению с мифами семья Локи открывает еще одну грань трикстера. Приемные дети, они ведь тоже всегда на грани между «своими» и «чужими». Но если в мифах «пограничье» воспринимается как естественное состояние, судьба, то в мире Marvel оно подпитывает стремление Локи изменить ситуацию. Даже будучи отвергнутым, даже бросаясь из крайности в крайность, Локи продолжает мифологическую традицию и из фильма в фильм делает что-то существенное для Асгарда (разрушает Ётунхейм, перенаправляет армию читаури на Мидгард, помогает одолеть Малекита, участвует в спасении асгардцев от воинов Хель). В этих его действиях кроется ответ на вопрос, зачем Локи нужна власть. Доказывая, что он рожден править, Локи доказывает Асгарду свою полезность. Да, как ни покажется странным, именно это – его цель. И что характерно – «старый», привычный, мифологический Асгард отторгает Локи как «чужого». Асгард все потерявших беженцев – принимает и примиряется. Пережив катастрофу, асгардцы в «Тор: Рагнарёк» уподобляются приемному сыну Одина. Теперь они все, включая положительного героя – в «пограничье».
Менять и меняться (эпилог)
Старые мифы не знают хэппи-энда. Нам могут не рассказать, как родился или женился мифологический персонаж, но обязательно сообщат о его гибели. Трансформирует ли новый миф и эту традицию, или сохранит ее, покажет «Война Бесконечности», которую одни ждут с нетерпением, другие – с опасением. Но даже если история марвеловского Локи завершится в нынешнем году, она останется ярким и крайне любопытным примером развития давно знакомого образа. Трикстер изменился и – в чем-то изменил своего зрителя.
Разве не этого желал бы Локи из старых скандинавских сказаний?
